Юрий Аракчеев - Пирамида

Год я переживал, приходил, как говорится, в себя, но потом интересная мысль пришла в голову. В новый сборник, отданный опять в уважаемое издательство, включил я повесть и два больших рассказа, которые уже были опубликованы и стяжали кое-какие лавры. Причем авторитетные.

Ни рецензент, ни редактор, конечно же, откликов не читали, а если и читали, не помнили. Да ведь и то правда: давно книжка первая вышла.

И как же любопытно было теперь читать их полный разнос того, что когда-то так лестно для меня оценивалось в центральной прессе! Любопытно, но и грустно, конечно. «Как же тем-то приходится, у кого нет моих козырей? Как же молодым-то нашим? С такими рецензентами, с такими редакторами…» — думал я.

И решил писать письмо. Можно бы, конечно, просто сходить к какому-нибудь начальнику, пожаловаться, рассказать. Но у нас документы любят. Которые можно к «делу» подшить.

Значит, надо составить умный, доходчивый документ. Этакую, увы, жалобу. С ней и идти.

Главный замысел: сопоставить. Во-первых, что говорится с трибун о «работе с молодыми», с одной стороны, и что на самом деле происходит — с другой.

Во-вторых: что пишет центральная наша пресса по поводу некоторых произведений, и что — «внутренние» рецензенты и редакторы.

Как хочется и письмо здесь привести полностью! Два месяца с лишним я его сочинял — как раз повесть написать можно бы. Переделывал несколько раз. Двадцать с лишним страниц получилось.

Да, нельзя не процитировать его, хотя бы совсем немного. Ведь это — тоже документ…

«Мне нравится этот рассказ… В нем ярко и точно написана заводская среда — не только шум и грохот моторов, скрежет конвейера, запах подгоревшего масла, теплые и упругие волны нагретого работой воздуха, но и те короткие общения между мастеровыми за конвейером или в курилке… Все это написано умело, рукой уверенной и, главное, правдиво до последней степени… Эта, казалось бы, непонятная радость, это чувство бескорыстной симпатии к мотору-«подкидышу» и есть та рабочая совесть, которая движет поступками истинно мастерового человека…»

Но что это? — думаете, наверное, вы, прочитав. Где же тут разнос? Да ведь не из внутренней рецензии это и не из редакторского заключения — из прессы. Опубликованный сначала в журнале, а потом вошедший даже в книгу критических статей, отзыв одного из самых уважаемых наших писателей.

«…В его повествовании и особенно именно в «Подкидыше» много прямой теплоты, человечности, задушевности; груда железа — старый мотор — воспринимается сквозь призму мягкого человеческого сердца. Рассказ трогает…»

И это из центральной прессы тоже. И о том же рассказе.

А теперь из заключения старшего редактора самого престижного издательства нашей страны:

«Рабочий Фрол из «Подкидыша», взявшийся за доделку брошенного двигателя, наделен отрицательными чертами: бывший фронтовик, он «соображает на двоих», напропалую курит, «забивает козла», ссорится с женой. Его совершенно не интересует митинг, видимо, антивоенный…»

И далее в таком же духе.

А вот мнение рецензента о повести, которая называется «Переполох» и которая когда-то — лет пятнадцать назад — была даже набрана, получив «добро» А. Т. Твардовского, в журнале «Новый мир»:

«…Особенно противоречит правде жизни поведение ее (комиссии. — Ю. А. ) председателя, старого партийца, персонального пенсионера Нестеренко. Он ни от кого не зависит, никто ему уже теперь соли на хвост не насыплет, зачем же ему топтать свою совесть старого коммуниста, зачем выступать в роли прислужника разным делягам и высокопоставленным чиновникам?

Вызывает удивление и другое. Несколько лет подряд у всех на глазах в СУ-17 орудовали жулики, занимавшиеся приписками, очковтирательством, самопремированием, плевали на качество работ и все эти несколько лет неизменно, из квартала в квартал… получали Красное знамя. И если бы не анонимка, вполне вероятно, с горечью подсказывает автор, и продолжалось бы все в том же духе. Да и концовка не слишком обнадеживает.

Нет, переполох, по всей видимости, ничего не изменит…»

«В повести нет ни одного положительного героя… и нет уверенности, что очковтиратели будут разоблачены», — это уже резюмирующее мнение редактора.

О «Высшей мере» отзыв обоих — и рецензента, и редактора — был в том же духе, но она не была пока опубликована, и сопоставлять было нечего. Но не удержусь все же и приведу вывод рецензента:

«Может такое быть? Всякое случается. Но надо ли во всей неблаговидности показывать подобную «взаимовыручку» национальных судебно-следственных работников, их аморальный облик и профессиональную несостоятельность? Нужно ли подвергать сомнению незыблемые принципы, свойственные советскому законодательству, советскому праву, советскому суду?»