Юрий Хазанов - Укол рапиры

Принесли мороженое. Мы ели и молчали. Потом Шурка опять начал истории разные выдавать — то да се, разговорить меня хотел. А я молчу, как памятник Пушкину. Он вдруг ложечку положил, схватил меня за руку… вот тут… больно даже сделал, и говорит:

— Что ты обижаешься? Не надо обижаться… Ну, Ниночка, ну извини…

Так и сказал: «извини». Честное слово. И добавил:

— Давай не будем ссориться… Ты же мне… Я же тебя…

Запутался, покраснел опять, а руку не отпускает. Вот здесь так и держит… нет, вот здесь… И смотрит, смотрит в глаза, как будто гипнотизирует. А у самого на губах мороженое… Потом? Чего потом? Ну, потом отпустил, доели мороженое, стали разговаривать.

Он сказал, что пойдет и заступится за Стеллу Максимовну, только не к завучу — это бесполезно, а к директору. А то получается — обвинили человека неизвестно в чем, а все молчат.

— Мы же не знаем точно, — сказала я, — что да как… У них свои дела.

— Как не знаем? Завуч о чем допрашивала? О вечеринках. Как там было, сколько ели, пили…

— А разве не пили? — спросила я. — Ведь пили же.

Я, конечно, шутя сказала, а он как распсиховался.

— Мы будем молчать, — закричал, — а они раздуют дело, и Стелла Максимовна уйдет!

— Никуда она не уйдет, — сказала я. — Зачем ей уходить? А ты все так близко к сердцу принимаешь, у тебя инфаркт будет. — Это моя мама так любит говорить.

— Ну и пусть, — сказал Шурка, — хоть… воспаление слепой кишки!

Умеет он сказануть — закачаешься. Верно?..

Потом опять меня провожал. До дверей…

— И все-таки я тебе как старший скажу… Я ведь старше на целых два месяца и семь дней… Так что, послушай старика: ты все-таки слишком. Нет, я знаю: неприятно все это, противно, мы уже не маленькие, только не все это понимают, к сожалению. Ведь учителя хуже детей…

Так примерно я говорил тебе, Шурка, помнишь? В тот день, после урока. А ты что тогда ответил?

— Пусть не придирается, — сказал ты. — С кем хочу, с тем сижу. У нас свобода.

И ты был совершенно прав. Но ведь они тоже люди — наши учителя. И у них есть свои привычки, правила, заблуждения и…

— Перестань трепаться, — перебил ты меня. И опять был прав.

Но, в самом деле, с чего началось? С чепухи, в общем. А чем кончилось? Тем, что теперь ты уезжаешь. Нет, я знаю, все не так просто. И дело не только в «Сядь и подумай»… Или в других… Дело в тебе самом, верно?.. И в ней, да? Скажи честно… Нет? Все забыто? «…с белых яблонь дым» — как любит она говорить… Не верю я тебе сейчас…

— …Сядь и подумай, — сказала тебе в тот день «историчка». А потом добавила: — Почему, собственно, Карганов, ты пересел?

— Так просто, — ответил ты. И после мучительной работы мысли пояснил: — Надо было.

Я опять не шучу. Не хуже тебя знаю, как трудно, даже невозможно бывает ответить на все эти «почему». «Почему пересел?» «Почему нарушаешь?» «Почему бежишь?»… А кто меня знает: почему?!

Вы тогда схлестнулись как надо, помнишь? Ты начал травить насчет того, что имеешь полное право, а «Сядь и подумай» твердила, что как учитель требует, и тэ дэ, и тэ пэ… Уж ребятам надоела вся эта комедия, они стали говорить тебе: хватит, пересядь. Но ты, как залез в бутылку, так уж не мог из нее вылезти. И тогда Нина сказала: «Я пересяду», — и ушла на другую парту. А Женька Ухватов тебе после сказал, что так не поступают, это неэтично и неприлично, и ты с ним поругался вдрызг…

Да, знаю, ты сел с Ниной из-за того, что вы снова перед этим поссорились и надо было выяснить… Ты все время ей что-то писал, она все время качала головой, а «Сядь и подумай» заприметила.

Потом она тебе двойку влепила, а ты сказал, что неправильно, несправедливо, что она мелко придирается и мстит.

— Я больше не хочу терпеть твои грубости, Карганов, — сказала «Сядь и подумай». — Можешь идти на все четыре стороны. Хотя нам запретили отправлять вас из класса, но беру грех на себя.

— По-моему, — сказал ты, — в старших классах, где люди связаны не только школьными, но и личными отношениями, недостойно их публично отчитывать.

Все даже притихли от таких слов. Сказанул, а сам покраснел как маков цвет.

— Ой-ой-ой, — сказала Ольга Семеновна, — где ты прочитал такое? Память у тебя блестящая. Мог бы, значит, и историю выучить.

Я посмотрел на Нину — она в парту уткнулась и не глядит.

— Это мелкое насилие над личностью, — опять сказал ты.

И после этого вообще перестал отвечать по истории, еще двойки две-три огреб. Но ведь глупо — если человек тебе неприятен или ты с ним не согласен — что же, значит, нельзя у него учиться или с ним работать? А там не захочешь хлеб у него покупать или одежду — и умрешь голодной смертью и голый. Так, что ли?.. А может, они тут ни при чем, эти люди, а все из-за Нины? Из-за того, что постоянно вы ссорились, мирились, опять ссорились. Сколько на это времени и калорий уходило!