Юрий Хазанов - Укол рапиры

Когда зажгли свет, Шура, как в прошлый раз, поспешил к выходу, но теперь уже не оттого, что было щемяще приятно и неловко, а просто хотелось поскорее домой.

— Чего бежишь? — спросила Нина. — Тоже дома ругать будут?

— Никто меня не ругает, — сказал Шура. Хотел добавить «никогда», но решил, это будет преувеличением. Да и говорить не хотелось… Но спрашивают — надо отвечать…

— …Совсем, совсем ничего не понравилось? — говорила Нина. — А как бедный крокодил плакал горючи-! ми слезами? Так жалко его было.

— Крокодиловы слезы, — сказал Шура. — Слюнные железы слишком близко от глаз. Видит пищу и плачет.

— Все равно жалко. Вообще не могу видеть слез… Как думаешь, завтра по физике будут спрашивать?

Они заговорили о физике, о химии, о Таньке Скворцовой, у которой уехали родители, и она живет одна и сама себе все готовит, и Шура рассказал, что вот одни тоже уехали на юг, в отпуск, а рыбки у них из аквариума выплеснулись — с горя, наверно, решили с собой покончить.

— Ну и что? Почему нет? — сказала Нина. — Думаешь, они не чувствуют? Все чувствуют. Даже амебы.

И тогда Шура поведал несколько подобных историй: про собак, которые точно — порою умирают от разлуки с хозяевами; или еще была в Италии собака — у нее хозяина на войне убило, а она как ходила его встречать каждый вечер к трамваю, так и продолжала… Кажется, фильм был такой… Или вот морская свинка, Эльза ее звали, очень любила одну девчонку. А когда та уехала из дома на учебу, свинка не стала ничего есть и умерла.

Шура уже разошелся, ему опять хотелось говорить, говорить и смотреть, как Нина отзывается на его истории, и он вспомнил сначала, как один пьяный шел по бульвару и спрашивал сам у себя: «А что такое женщина?» И отвечал сам себе: «Ни то, ни другое. Отглагольное прилагательное…» И еще Шура вдруг придумал и сказал, что имена и отчества бывают ямбом, а бывают хореем.

— Смотри, например: Андрей Иваныч Водовозов — «Мой дядя самых честных правил»… Какой размер? Ямб. А вот: Марк Семеныч Сагалович — «Мчатся тучи, вьются тучи»… Хорей…

Нина смеялась и, как казалось Шуре, глядела на него с восхищением.

И снова Нинин двор, и виден уже ее подъезд, такой знакомый, словно он сам в нем живет. А во дворе сейчас шум, бегают детишки, хлопают двери.

— Ладно, — сказал Шура и остановился. — Я пошел.

— Ты чего? — как будто удивилась даже Нина. — Может, я боюсь. — Она хихикнула. — Пойдем до дверей.

— Нет, — твердо сказал Шура, вспомнив вчерашние свои мучения. — Пока.

Он ушел, и часть вечера был очень доволен собой, своей силой воли, что сумел показать: он не мальчишка какой-нибудь — чего скажу, то и будет делать. Ничего подобного… Но вторую часть вечера его все чаще одолевали мысли о том, что поступил он глупо, даже грубо: нашел как доказывать свою независимость, она и не поняла-то ничего; просто, наверное, обиделась и завтра здороваться не будет.

…А в это самое время или чуть раньше открылась дверь кабинетика завуча старших классов Антонины Романовны и туда без стука вошла женщина средних лет. Не робко и неуверенно, как большинство родителей, какими бы ни были бойкими и властными у себя дома или на работе, а так, что сразу понятно: она тут не впервые и вообще свой человек. Это была мать девятиклассницы Кедриной.

— Уж, думала, не застану, — сказала она.

— Да ну, разве тут уйдешь когда вовремя, — пожаловалась Антонина Романовна. — Присаживайтесь, Лада Федоровна. — Но та уже села. — Что скажете?

Лада Федоровна вздохнула.

— ЧП назревает, — сказала она.

— Где ЧП? В каком классе? Что случилось?

— Пока еще ничего. Слухами земля полнится…

…А вы замечали, уважаемый читатель, что слухи почти никогда не бывают хорошими? Особенно так называемые широко распространенные, то есть прошедшие уже не через одни руки, повторенные многими устами, передаваемые тайно, полушепотом. Часто ли вам приходится слышать, что, к примеру, Николай Н. — достойный человек, честный, решительный, хорошо относится к престарелой тетке, до забвения любит свою работу?.. Таких людей немало, но говорить о них, тем более передавать из уст в уста свое мнение, как-то не очень принято. Хороший человек — и ладно. И слава богу: чего тут рассусоливать?.. Зато о том, как кто-то не то украл, не то у него украли, а еще кто-то не то пристроил террасу без разрешения к своему дому, не то выгнал на улицу больную мать, а может, здоровую тещу — о таких вещах, как следует не проверенных, принятых на слух, и начинают ходить, бродить и перелетать от человека к человеку различные слухи, вырастая от размеров мухи до размеров слона. И когда толки эти лживы, то называются они клеветой.