Иорам Чадунели - Возмездие. Рождественский бал

Джуаншер невольно улыбнулся:

— Откровенность за откровенность. Я почему-то уверен, что вы не случайно оказались ночью возле института. Вы, конечно, не рассчитывали меня встретить и сейчас не знаете, что делать.

— Стало быть, вы все же подозреваете меня… В таком случае мне придется откланяться, полагаясь на презумпцию невиновности.

— Я бы на вашем месте не спешил уходить. Коль скоро вы здесь, давайте еще раз побываем на месте преступления. У меня предчувствие, что скоро наступит развязка…

Они поднялись по высокой лестнице и вошли в полуосвещенный коридор. Джуаншер осторожно разрезал ножичком ниточки на сургучной печати, почти неслышно вложил ключ в замочную скважину и резко толкнул дверь. Включил свет…

И увидел притаившегося в углу мужчину, в котором узнал заведующего клиникой Элизбара Мчедлидзе. Дверь в лабораторию была открыта.

— Как вы здесь очутились? — изумился Джуаншер.

Анзор Натадзе, казалось, лишился дара речи.

Джуаншер подошел к застывшему на месте Элизбару Мчедлидзе и взял у него из рук фонарик.

— Я пришел в лабораторию, — вдруг заговорил Мчедлидзе. — Дверь в кабинет была открыта. Честное слово…

— Он говорит правду, — вступился Натадзе. — Я видел с улицы свет в лаборатории.

— Я правду сказал! — осмелел Мчедлидзе.

— Садитесь, — указал на стул Джуаншер. — Рассказывайте…

— Мне трудно сознаться, — Элизбар Мчедлидзе сглотнул слюну. — Я все понимаю, что подвергаю риску свою жизнь и честь… Но я не мог не войти сюда: я искал свой нож.

— Вы утверждаете, что нож, которым совершено убийство, принадлежит вам?

— Да, это мой нож.

— И давно вы его потеряли?

— А кто сказал, что я его потерял?

— Но им совершено убийство!

— Я не знаю, какую роль сыграл мой нож в том, что Бибилури больше нет в живых. Могу сказать только одно: я совершенно случайно оставил его в кабинете профессора.

— Когда оставили?

— Не помню… Несколько дней назад.

— Для чего он понадобился Бибилури?

— Резать арбуз.

— Почему не взяли обратно?

— Забыл.

— А сегодня почему вспомнили?

— Надеялся, что окровавленный нож был другой. А мой лежит где-нибудь в кабинете.

— Хотели уничтожить вещественную улику?

— Получается…

— Нашли свой нож?

— Нет.

— Искали?

— Да.

— Вы не находите, что ваши объяснения весьма и весьма…

— Нахожу! Еще бы!

— И вы утверждаете, что дверь из лаборатории в кабинет оставалась открытой?

— Да, это так.

— Сколько странностей! — Джуаншер невольно улыбнулся. — Хорошо, поговорим завтра. И советую о вашем поступке и нашем разговоре никому не рассказывать. Можете идти домой.

— И вы не арестуете меня?

— Идите! — разрешил Джуаншер, набирая внутренний телефон дежурного привратника. — Скажите, пожалуйста, когда Элизбар Мчедлидзе вечером вернулся в здание института? Что? Как с утра явился на работу, так больше и не уходил? Спасибо… Да, любопытная получается картина, — обратился он к молчавшему и обескураженному Анзору Натадзе. — Не припомните, у кого из женщин в институте сломан передний зуб?

— Такой здесь нет… Во всяком случае, я не знаю.

— Тогда доброй ночи, доктор. И приятных сновидений…

Джуаншер проводил взглядом Натадзе до двери. Интриговало его странное поведение, которое нельзя было объяснить ни услужливостью, ни любопытством. Снова и снова приходит он на место преступления — известный криминалистам психологический феномен.

Джуаншер долго не мог отделаться от навязчивых мыслей о патологоанатоме. Лишь усилием воли заставил себя заняться более нужным в данный момент делом — разбором корреспонденции профессора…

Казалось, Джуаншер и не уходил из кабинета Бибилури.

Утром ровно в девять, когда явился Темур, Джуаншер уже сидел за столом.

— Доброе утро!

— Видишь, — он указал на разложенные на столе в определенном порядке бумаги.

— Нашел что-нибудь?

— Вот прочти это письмо…

— Анонимка, — Темур взял лист с машинописным текстом. Прочел вслух: — «Рамаз Беноевич! Вам не хватает смелости признаться в собственном невежестве. Вы строите свою судьбу на чужом несчастье. Вы присвоили себе труд ученого Шавлакадзе. Единственное, что может хоть немного искупить вашу вину, — это чистосердечное раскаяние перед памятью человека, чей труд вы украли. Вы должны публично признать свой позор. Придет время — и ваши темные дела откроются. Час расплаты близок. Вам несдобровать, вы уже сегодня живой труп!»… Какие выражения! «Живой труп».