Иорам Чадунели - Возмездие. Рождественский бал

— Я и не говорю, что он участвовал в убийстве.

— Но в списочек зачислили. Небось гадаете, откуда его золотое перо появилось при весьма странных обстоятельствах в кабинете Бибилури? Бедняга Вахтанг попал в очень щекотливое положение…

— Появилось еще и новое обстоятельство: веревка со следами узла и пятнами крови.

— Признаться, я тоже заметил на шее Бибилури подозрительные следы. Там есть еще и крохотная ранка, скорее царапина…

— Судя по вашему заключению, профессор убит ножом. Тогда для чего понадобилась петля на веревке? И откуда на ней кровь профессора?

— Да, в этом деле число подозреваемых растет, как снежный ком, — согласился Анзор Натадзе. — Не кажется ли вам, что кто-то хитроумно подсовывает следствию все новых и новых людей?

— Так бывает в любом деле об убийстве…

— В таком случае вам остается арестовать всех подозреваемых, — решительно заявил Натадзе. — Хотя я считаю их всех абсолютно непричастными к убийству. Разумеется, не будучи виновными, они и не признаются в преступлении, которого не совершали…

— Пока я вынужден констатировать, что факты свидетельствуют в пользу убийства.

— А вы не допускаете, что доктора Мирцхулава не устраивает мысль о самоубийстве Бибилури?

— Все в меру, — усмехнулся Джуаншер. — Слишком нереально, чтобы доктор Мирцхулава старался уничтожить следы самоубийства. Обычно бывает наоборот. Убийство пытаются представить как самоубийство. Убили Бибилури или он сам лишил себя жизни… Да не станет никто себя обременять, чтобы обелить мертвеца.

— Не скажите. Самоубийство — итог душевной депрессии, некоторой даже деградации, признак безнадежности и страха, осознание собственной вины. А если представить Бибилури жертвой преступления, то он становится чуть ли не героем, возвышенным, величавым, прославленным ученым, чью жизнь оборвала рука преступника. Ищи, кому это выгодно. Вот чего добивается доктор Мирцхулава.

— Вашей версии, мой друг, недостает фактов, а противоречий — хоть отбавляй. Если, как вы утверждаете, профессор наложил на себя руки поздно ночью, то каким образом он появился днем в кабинете и назначил даже совещание? И каким образом нож оказался в другой комнате, а научный труд — и вовсе на первом этаже? Веревка со следами узла и крови в кабинете… Нет, дорогой анатом. Ваш дедуктивный метод не выдерживает критики. Я верю только фактам. Но для того чтобы они стали бесспорными, их приходится рассматривать всесторонне и в различных ракурсах…

Был поздний душный вечер, когда Темур и Джуаншер вышли вместе из института.

— Неужели высказывания коллег Бибилури останутся в деле лишь для красоты? — спросил Темур.

Джуаншер ничего определенного ответить не мог: сам не знал, как поступить с разоблачениями покойного профессора.

— Вот закончим следствие — и все прояснится, — уклончиво ответил он на всякий случай. — Установим, как погиб Бибилури, и передадим дело в прокуратуру. Мы присутствуем на последнем акте трагикомедии, а я, в отличие от тебя, знаю ее начало. Не хватает каких-то связующих моментов. Поэтому я возвращаюсь в институт. Спокойной ночи!

Но он не сразу вернулся в помещение. Некоторое время побродил по улицам. Мягкий асфальт, источая жар, казалось, скользил под подошвами. Раскаленные лучами знойного солнца стены домов щедро отдавали тепло и без того нагретому воздуху.

Голова была тяжелая, мысли стали неповоротливыми и ленивыми. Джуаншер тщетно искал прохладу. Увидел колонку с водой. Подставил под струю лицо, шею и долго плескался, благо улица оказалась пустынной. Почувствовав свежесть, Джуаншер направился к институту.

— Добрый вечер, батоно! — неожиданно, словно поджидая, очутился рядом Анзор Натадзе. — Вы не против, если я…

Джуаншер изумленно остановился.

— Доктор! — он проницательно вгляделся в Анзора. — Знаете, мне иногда кажется, что вы не просто ищете компании со мной, вы как будто защищаете самого себя… Или я ошибаюсь?

— Стало быть, я подозреваемый? — Натадзе по привычке снял и протер очки. — Вы не доверяете мне?

Джуаншер при свете уличного фонаря заметил в глазах Анзора Натадзе странный блеск.

— Любопытно, — Джуаншер произнес первое пришедшее на ум слово.

— Вы полагаете, — Натадзе истолковал это по-своему, — что профессора убили ночью, а я утверждаю: он совершил самоубийство днем. Я не могу ничем аргументировать, но уверяю вас, что так оно и есть. Впрочем, Бибилури умер много лет назад. Я даже затрудняюсь определить, когда реально наступила его нравственная смерть, но уверен, — не вчера. Да, я должен признаться, между нами были натянутые отношения. Я не хотел, чтобы вы знали об этом. Поэтому старался не оставлять вас наедине с другими сотрудниками: боялся, как бы кто не сболтнул вам лишнее. Весь день я был начеку, следил за каждым вашим шагом, был в курсе всего, что происходит в кабинете… Мне жаль тех невинных порядочных людей, которые оказались под подозрением из-за несчастья, постигшего наш институт. Из-за преступления одного бесчестного человека они должны испытывать позор и унижение…