Максим Макаров - Кадетство.Выбор

А тактика его была проста, как три копейки, — избегать майора Мурашко всеми воз- можными и доступными способами. И, надо сказать, у него это до поры до времени получалось блестяще. Едва завидев вдалеке врача, Илья стремглав мчался в противоположную сторону, терялся в толпе, а однажды ему даже пришлось залезть под стол. И, хотя за это время доктор стал заметно чаще бывать в местах, где занимался или отдыхал третий взвод, Синицыну пока удавалось не остаться с Мурашко наедине, а следовательно, у того не было возможности предъявить ему ультиматум.

Таким образом, жизнь Ильи, несмотря на реальную опасность отчисления, стала вполне сносной. Он благополучно подтянул все хвосты, получив даже единственную на весь взвод пятерку по контрольной у БМП, о чем та не преминула сказать, сияя от радости, что бывало с ней редко и только в те минуты, когда дело касалось математики.

А еще на внутреннюю дверцу тумбочки Илья с тайной гордостью прикрепил мишень из тира. Недаром он занимался стрельбой еще до училища! На огневой подготовке равных Синицыну не было. Правда, мишень вскоре пришлось снять. А вместе с ней лишиться и увольнительной в город. Виной тому стали зоркий глаз командира и не вовремя открывшаяся дверца.

Надо сказать, что некоторым суворовцам в этом отношении невероятно везло. Например, у Трофимова среди тетрадок уже пятую неделю преспокойно лежал мужской журнал, обернутый, правда, в газету. Так или иначе, но застукать его Василюку не удалось еще ни разу. Зато Перепечко попадался с завидным постоянством. Его родители были абсолютно уверены, что Степан голодает, и даже замечали в сыне признаки истощения (кадеты, после того как Печка им об этом рассказал, долго, но тщетно пытались эти признаки обнаружить). А потому вдвоем или по очереди регулярно приезжали из деревни, нагруженные домашними вкусностями: колбасками, сыром, салом, и, несмотря на вялые протесты Печки, вручали ему провизию, дабы любимый сыночек хоть как-то продержался до следующего их появления.

Конечно, суворовцы усердно помогали Перепечко справиться со всем этим запасом. Однако даже их молодые растущие организмы вскоре дрогнули под напором неустанной заботы родителей Перепечко и отказывались переваривать ее материальные плоды.

Поэтому Степиной тумбочке частенько приходилось на время превращаться в холодильник, что, по закону подлости, постоянно выходило наружу.

И вот точно так же, по закону подлости, Василюк застукал Синицына. В принципе, по сравнению с журналом Трофимова, трофейная мишень из тира может показаться сущей ерундой, однако обнаружили именно ее. И, как сказал командир, неодобрительно качая головой, хозяин подобной тумбочки не имеет право ходить в увольнение.

Однако, если бы не необходимость добывать деньги для Мурашко, Синицын, наверное, даже и не расстроился бы. Нет, конечно, особо радоваться тут нечему. Но и убиваться он бы не стал. Дело в том, что Илья был невероятно счастлив. И счастье его звали Ксюша. После того как они помирились, Ксюша приходила в училище едва ли не через день. Иногда Илью не отпускали, и тогда они просто смотрели друг на друга через стекло (прямо как Штирлиц на свидании с женой).

В подобных встречах было что-то запретное, а это нравилось ребятам вдвойне. Будь их воля, они, наверное, не отказались бы от дополнительной порции трудностей и препятствий (хотя их и так хватало), что придало бы их редким встречам романтический оттенок.

Так что без увольнительной один разок вполне можно было обойтись.

Но как раз в этот момент и проявился Мурашко. То ли он почувствовал, что Илья слишком расслабился, то ли забеспокоился насчет своих денежек — история об этом умалчивает. Синицын знал одно: его без видимой причины вдруг вызвали в медсанчасть, а следовательно, откровенного разговора с Мурашко не избежать.

В кабинете доктора было холодно. Открыв окно, хотя еще два дня тому назад осень без-апелляционно заявила о себе заморозками, Мурашко курил, кольцами выпуская на улицу дым. Он прекрасно слышал, как Илья вошел (еще бы, сам сказал: «Войдите»!), но головы не повернул.

Курить на территории училища было строго запрещено. Запрет распространялся и на взрослых. Некоторые его нарушали, но старались, чтобы их не засекли. Мурашко же курил открыто, нимало не стесняясь суворовца. Дурной знак.

Погасив сигарету в банке из-под кофе, Мурашко прикрыл наконец окно, спрятал банку в стол и сел, окинув Синицына равнодушным взглядом.