— Но колониализм кончился, а счастья он так и не нашел, — сказал Карлос.
— Об этом тоже есть что рассказать, — продолжал Даскаль. — Мы заняты поисками президента, который даровал бы нам землю обетованную. Отсюда и наши разочарования с Эстрадой Пальмой, Хосе Мигелем, Менокалем. Когда в тысяча девятьсот двадцать первом году к власти пришел Сайас [51] * Сайас Альфредо — кубинский буржуазный политический деятель, президент Кубы в 1921–1925 гг. В период его правления в государственном аппарате царила коррупция.
, мы уже повидали всякое. И ничего не издали ни от него, ни от Мачадо. Но в нас снова будили надежду, снова, чтобы опять ее задушили Батиста, Мендьета и Ларедо [52] * …Батиста, Мендьета и Ларедо. — Генерал Фульхенсио Батиста-и-Сальдивар — диктатор Кубы. 4 сентября 1933 г. возглавил восстание рядовых и сержантов в Гаване и на гребне революционной волны пробрался к власти; затем, совершив при поддержке Вашингтона переворот, установил режим военной диктатуры. В 1940–1944 гг. был президентом Кубы. В марте 1952 г. вновь совершил военный переворот. После победы народной революции в 1959 г. бежал в Доминиканскую Республику, а затем в Португалию. Карлос Мендьета — кубинский буржуазный политический деятель, сахарозаводчик, в 1934–1935 гг. — президент Кубы. Федерико Ларедо Бру — кубинский буржуазный политический деятель, в 1937–1940 гг. — президент Кубы. Фактическим правителем Кубы все эти годы был начальник штаба армии Ф. Батиста.
. Грау был последней возможностью. А теперь вот Чибас… Интересно, что всякий раз, стоит народу поверить, что теперь-то он добьется абсолютного добра, как в нем поднимаются огромные силы.
— Везде так, — сказал Карлос. — Люди хотят жить хорошо. Если можно идти прямой дорогой и при этом жить хорошо — идут прямой. А если нет, то начинают лгать, мошенничать, изворачиваться, предавать. Лишь бы жить. Самый сильный инстинкт.
— Верно, однако надо добавить, что в это стремление выжить мы вкладываем страсть. Мы рискуем всем в этой битве за абсолютное добро. Страсть бросает нас к полюсам: к белому или к черному и никогда к серому. И это великолепно, потому что серое — это успокоительная посредственность; оттенки всегда означают компромисс, и только крайность революционна.
— Все эти революции, — энергично заявил Алехандро, — не что иное, как бунт желчных и недовольных неудачников.
— А славную революцию устроили мы в тридцать третьем, — сказал сенатор.
— А вы, Луис, верите в революцию? — спросил Алехандро.
Сжав губы, Кристина смотрела на Даскаля, напряженно ожидая, что он ответит.
— Беда в том, что я не верю почти ни во что, — сказал Даскаль.
— Это признак зрелости, — сказал Алехандро. — Я в ваши годы был отравлен радикализмом, но время во все вносит ясность. Приятно, когда молодой человек благоразумен.
— Совсем как Карлос, — сказала Кристина.
— Нет, Карлос этим не интересуется, он весь в искусстве.
— Ты говоришь так, словно это болезнь, папа.
— Неверно. Ты и сам знаешь, что я уважаю твое призвание.
Следующее блюдо было ростбиф с картофельным пюре. И разговор соответствующий — о производстве сахара. А за шоколадным кремом — о способах перевозки сахара. Пить кофе с коньяком Кристина пригласила в библиотеку. Карлос откланялся — ему рано вставать.
В этой библиотеке с уходившими ввысь полками, разделенными на ниши деревянными панелями с резьбой и инкрустацией, книги были не главным. Позолоченные корешки кожаных переплетов сливались в блестящие вертикальные полосы. Кофе пили в крошечных чашечках изящной формы с золотым ободком по краю.
— А вот и Мерлин [53] * Мерлин — Мария де лас Мерседес де Санта Крус-и-Монтальво (1789–1852), по мужу графиня Мерлин де Харуко. Известная кубинская поэтесса, автор книги «Путешествие в Гавану». Большую часть жизни провела во Франции. Мерлин славилась своей красотой.
, прекрасная Мерлин, — сказал Даскаль, вытаскивая том в переплете из русской кожи. — Вот, пожалуйста, о нашей креольской чувственности: графиня Мерлин рассказывает, как она принимала ванну из тростниковой водки и как потом ее «нагую и не отерев полотенцем», рабыня-негритянка обмахивала веером; или вот: она говорит о сладостном воздухе, которым дышат на острове.
Пока Алехандро разливал коньяк по пузатым рюмкам, Даскаль листал «Путешествие в Гавану».
— Послушайте: «…контраст между немощностью этих небольших, изящных тел, неспособных переносить малейшую усталость, и живостью крови сказывается и в движениях, и во вкусах, и в манере разговаривать — всегда ярко, страстно, запальчиво». Как раз то, о чем я говорил.
Читать дальше