Лисандро Отеро - Так было. Бертильон 166

— Если ты проработал здесь честно двадцать лет, не захочешь, чтобы из-за этих, из СИМ, тебя пятнали…

Наконец негр запер за коридорным дверь и одним прыжком подскочил к кровати. Рука скользнула в прореху на подкладке чемоданчика. Глубже… Он облегченно вздохнул, и лицо его снова стало бесстрастным.

— Здесь… — прошептал он. — Не заметили… Идиоты!

В его руке было несколько тщательно сложенных листков. Он отделил один и, сложив, спрятал в карман брюк. Остальные положил на прежнее место.

«Карта Семаналь» [127] * «Карта Семаналь» — нелегальный орган ЦК Народно-социалистической партии Кубы, издаваемый во времена Батисты. . Нужно, чтобы Роландо прочитал это. Его девушке вряд ли понравится, но парня может заинтересовать: «Негры не воюют с Батистой…» Он аккуратно собрал все вещи и повесил их на плечики в маленький шкаф.

Присев на край кровати, начал было развязывать шнурок ботинка, но вдруг устало откинулся навзничь. Так и лежал поперек постели, сцепив на лбу пальцы рук, вывернутых ладонями к потолку…

Когда он вышел из душа, — вспотевшее лицо казалось еще более осунувшимся, могучее тело сгорбилось от усталости. Он надел свежую белую рубашку и все тот же темно-синий костюм. Перед зеркалом, висевшим над умывальником, расчесал туго завившиеся от воды волосы. И снова пошел к двери.

Автобусы были забиты мужчинами и женщинами, возвращавшимися с работы. Те, кто шел пешком, торопились, на их лицах читалась тревога.

— Они боятся темноты. Что за ночи в Сантьяго?

С горизонта прощально светило солнце. Последние лучи, как яркий мост, тянулись над бухтой… Предвечерняя суета казалась негру каким-то бессмысленным бегством, будто люди хотели спастись от чего-то неизбежного.

Кафе были пусты. Официанты, опершись локтями о стойки, глядели на улицу. Им тоже, видимо, не терпелось уйти, встретить наступление темноты дома. С шумом опускались металлические шторы магазинов. В переулках группами собирались накрашенные женщины. Их более состоятельные товарки приоткрывали двери и окна квартир, выходящих на улицу. Косметика была не в силах скрыть худобу их лиц.

Негр шел по Сантьяго. Он свернул с улицы Аламеда и стал подниматься по Санта-Рите. Подъем был нелегкий, дышалось с трудом. Когда он добрался до вершины, лоб был мокрый от пота. Отирая лицо платком, он с интересом разглядывал обгорелые руины большого дома.

Полицейский комиссариат…

Он знал о том, что здесь произошло в тот день, тридцатого ноября, когда молодежь вышла на улицу, впервые надев форму цвета зеленой оливы [128] * …цвета зеленой оливы. — 30 ноября 1956 г. молодежь Сантьяго подняла восстание. Оно должно было совпасть с высадкой на побережье группы Ф. Кастро, которая из-за непогоды опоздала. Части восставших удалось уйти в горы. Цвет зеленой оливы — цвет формы повстанческой армии. . Земля Сантьяго обагрилась кровью сотен своих сыновей. Газеты и радио рассказали об этом. Здесь, на этом месте, после нападения на казармы Монкада 26 июля 1953 года Сантьяго начал борьбу против Батисты. С тех пор город стал знаменем борьбы. То, что вначале казалось неудачей, выросло в революцию. Движение ширилось и крепло, несмотря на самолеты и танки, невзирая на пытки палачей и огонь тысяч солдат.

Батиста трубил наступление. Генеральный штаб ежедневно объявлял о смерти сотен «скрывающихся». Мэруэло [129] * Мэруэло Отто — один из руководителей пропаганды в батистовской администрации. Отличался своими злобными выступлениями по радио и телевидению против Народно-социалистической партии и Движения 26-го июля. кричал, что восстание подавлено… Но Сантьяго продолжает бороться. Его мятежный дух реет над крутыми извилинами улиц, над тропинками Сьерры, над горами и долинами, над всей провинцией Орьенте.

Молодежь доставляет немалое беспокойство армии Батисты. Такого еще не бывало на Кубе.

Негр остановился, глядя с горы вниз.

Сантьяго!

Он медленно шел по направлению к Короне. Когда опускал платок в задний карман брюк, пальцы коснулись сложенной бумаги: «Карта Семаналь».

Ракель стояла перед родителями, сложив руки на груди. Сжатые губы делали ее рот жестким, глаза, всегда лучистые и мечтательные, сейчас синели льдинками, белокурые волосы растрепались. Куда девалась ее обычная мягкость? Девушка казалась едва ли не жестокой.

Отец и мать сидели ошеломленные.

— Ты виноват, папа, — повторила девушка. — Очень виноват. В тот проклятый день, когда Батиста взял власть в свои руки, ты схватился за голову. Ты говорил тихо, чтобы тебя не слышали даже стены. Помнишь свои слова? Ты сказал: «Какой мерзавец! Бедная Куба!» Уже тогда ты не осмелился громко произнести это в собственном доме! И замкнулся в трусливом молчании, стал безразличным ко всему, словно тебя не волновало позорное предательство, бесчинства, грабежи. Ты вел себя так, точно живешь не на Кубе и тебя не волнуют ее горести. Может быть, ты и решаешься поговорить о Батисте с двумя-тремя такими же, как ты, решаешься, потому что они так же трусливы. Но я уверена, что и с ними ты говоришь шепотом!