Семен Журахович - Кто твой друг

И уходит.

— Где твоя совесть? — бросает ей вслед тетка Килина. — Людей бы хоть постыдилась…

Одарка остановилась уже у самой двери.

— Лето жаркое было. Подсушило и совесть.

Прокатился смех.

— Вот шалая! — всплеснула руками тетка Килина.

Никак нельзя было сегодняшнее заседание вести обычным порядком, и не только потому, что пришло вчетверо, впятеро больше народу. Попробуй сделай замечание той же тетке Килине! Обидится, умолкнет на весь вечер. А Цымбалу нужно, чтоб говорили все. Громко. Вслух. А то привыкли шептаться по углам.

Сначала нелегко было направить беспорядочный ход собрания, но когда Цымбал увидел в глазах людей огоньки живого интереса, в нем проснулся старый комсомольский задор. Черт побери! Может быть, мало порядка было на собраниях ячейки, которые он проводил в молодые годы, но казенщиной — да будет вам известно — там не пахло.

— Да не курите вы! — простонала одна из женщин. — Ох, эти мужики…

Курильщики ежатся под строгим взглядом председателя. Но тут же вызывает взрыв смеха задорный голос:

— Пускай дымят. Хоть тут мужичьим духом надышусь…

Доярка Галина Кучеренко, пышущая молодостью и щедрым здоровьем, прячет веселые, лукавые глаза. Что ты ей скажешь?

Когда Ганна Чепурная первая выступила против кандидатуры Одарки Михнюк, из угла донеслась ехидная реплика:

— Не одной же тебе ездить!

Кто-то хихикнул, кто-то бросил двусмысленное: «А как же?» Однако все выступающие следом за ней начинали:

— Правильно сказала Ганна…

Теперь подошла ее очередь — обсуждают кандидатуру Ганны Чепурной.

Слово попросил бригадир Зозуля. Он говорил путано и длинно. Женщины переглядывались.

— Крючок торчит, — с невинным видом бросила оратору тетка Килина.

— Какой крючок? — растерялся бригадир.

— А тот, которым Ганна тебя поддела.

Все засмеялись.

— Нечего смеяться! — сердито проговорил бригадир тракторной бригады Федор Нечай. — Я тоже даю отвод Чепурной. Каждый год ездит.

Среди женщин поднялся разноголосый шум:

— Поработай, как она, и ты будешь ездить.

— А в самом деле, почему это всегда она?..

Ганна кидала растерянные взгляды на председателя: «Что это делается?» Но в глазах его читала спокойный и твердый ответ: «Не нравится? А ты послушай, что народ скажет…»

Тогда заговорил молодой бригадир Олекса Гонтарь, и этого, видно, Ганна больше всего боялась. Сначала она опустила голову, но затем все же заставила себя слушать горькие слова, глядя людям прямо в глаза. Цымбал, который все время следил за ней, понял, как нелегко ей было слышать такие слова от Олексы.

— Мы скажем Ганне прямо: не зазнавайся. Не думай, что ты штатная знатная… Привыкла в президиумах сидеть, и голова кругом пошла.

Гонтарь сел. Все молчали.

— Вы предлагаете вычеркнуть Чепурную из списка? — спросил молодого бригадира Цымбал.

— Почему вычеркнуть? — удивился Гонтарь. — Своей работой она заслужила… А это, — тут лицо его засветилось хорошей, доброй улыбкой, — а это, чтоб знала.

Теплый отсвет этой улыбки Цымбал увидел на многих лицах, когда голосовали за Ганну.

Вот уже прошел час, а в списке делегатов пока еще одна Ганна Чепурная. Она уже немного успокоилась. Только на щеках ее горят, как нарисованные, красные пятна. Надолго запомнит она это собрание!

Цымбал опять ищет глазами Настю Гаврилюк и не находит.

Затем идет речь о Кате Захаровне. Она сидит за столом рядом с председателем и всем своим видом говорит: «Зачем все эти разговоры? Неужто не ясно, что я должна ехать?»

И Катя Захаровна мало прислушивалась к тому, что говорили о ней Григорий Иванович и завхоз Обеременко.

Завхоз еще дожевывал последние слова, как снова послышался высокий певучий голос Галины Кучеренко:

— Можно мне сказать? — И, рассыпая веселые искорки из глаз, начала: — Может, я не понимаю, только, ей-богу, я б не так сделала.

— Это если б ты начальством была?

— Ага, — подхватывает Галина, — если б я начальством была… Вы только не обижайтесь, Катя Захаровна, а все-таки лучше было бы послать на совещание Валю Добрывечир. Как хотите…

— Видно, что мужичьим духом надышалась, — буркнул завхоз.

Галина круто поворачивается к нему.

— Надышалась!.. А до каких это пор в нашем колхозе на доярок будут смотреть вот так… — Она пренебрежительно щелкнула пальцами. — Ты знаешь, что такое за коровами ходить? Это не то, что твоя специальность — посреди двора руками размахивать.

Обеременко втягивает голову в плечи, а Галина, как коршун, делает над ним еще один круг.