Семен Журахович - Кто твой друг

— Что ж тут говорить, — тихо промолвила она. — Подрезали мне крылья… — Черный платок в красных маках спустился на ее плечи. Марина откинула назад голову в венке чудесных кос, темно-серые глаза засветились на красивом, сразу помолодевшем лице. — Есть люди, которым правда глаза колет…

Кто-то вздохнул.

— Да разве ж это люди?

Звеньевая умолкла. Затихли разговоры, шепот. Все взоры обратились к ней. У кого-то из рук выпал карандаш, и слышно было, как он стукнул о пол.

— Я только скажу… — У Марины перехватило дыхание, но она овладела собой и кончила: — Работала честно и буду работать…

Рука Цымбала дрожала, когда он, как драгоценную находку, вносил в список делегатов имя Марины Дубчак. Посветлевшим взглядом окинул он собравшихся, потом вдруг сорвался с места, подошел к Марине и крепко пожал ей руку.

Она порывисто встала. Сначала на лице молодой женщины мелькнуло удивление, затем скупая, сдержанная полуулыбка, а еще через мгновение — точно лед тронулся — глубокая радость плеснула из глаз.

Цымбал поблагодарил и тетку Килину:

— Спасибо, Килина Даниловна, за то, что подсказали нам…

Тетка Килина загордилась. Даже платок скинула, чтобы лучше слышать одобрительный шум. Вдруг она взмахнула обеими руками, вокруг глаз заплясали мелкие морщинки.

— А послушайте, люди… я еще скажу.

— А говорите, послушаем, — в тон отозвался Цымбал, возвращаясь на свое место.

— Речь недолгая… Живет себе на свете такая баба Килина. Вот это она перед вами и стоит. — Кто-то хихикнул, тетка Килина погрозила пальцем: «Помолчите!» — Сама знаю, не передняя, не заслужила. Но не такая уж и задняя… Вот я и думаю: хоть бы раз послали меня, глупую бабу, на областную беседу, может, и я бы поумнела, а? А то, как помру, поздно уже будет за передовиками гнаться.

Все засмеялись. Тетка Килина немножко растерялась.

— Извиняйте, может, не так сказала.

— И хитрая же баба! — хохотал дед Кульбашный.

— Правильно, правильно, — зашумели женщины. — Послать тетку Килину!

— Показатели неподходящие, — категорически заявил Григорий Иванович. — Разве такие показатели можно везти в область?

— Да я ничего не повезу, — кротко объяснила тетка Килина. — Сама поехала б…

Снова грохнул смех. На этот раз Цымбал сердито постучал карандашом.

— Ничего смешного… Правильно говорит Килина Даниловна. Не показатели везем, а людей.

И все проголосовали за тетку Килину.

Расходились не спеша, со смехом и шутками.

В лунном сиянии улица расстилалась серебристым рушником. Снег звенел под ногами.

За заборами молчали хаты, укрытые снежными шапками крыш. В окнах светилось электричество. То там, то тут над хатой мерцающим сизым столбом — к морозу — подымался поздний дымок.

Тетка Килина шла в кучке женщин и подшучивала сама над собой: что же с ней будет, когда пятьсот передовиков да накинутся на нее одну? И сама же себя подбадривала: что заранее печалиться? Еще чья возьмет!

Катится улицей смех. Снег звенит на невидимых струнах. И поет радио — далеко-далеко.

Люди медленно расходятся, исчезают поодиночке на коротких дворовых тропках. И вот уже не слышно прощальных перекликов. Только доярка Валя и Марина Дубчак неторопливо идут на свой — самый дальний — Лысый куток.

— Это я в город как раз на свои именины попаду, — с тихим смехом проговорила Валя.

— Сколько же тебе, Валечка?

— Двадцатый пойдет… — Повернув к Марине смущенное лицо, Валя спрашивает: — Скажите, Марина. Пожалуй, не стоит мне говорить Игорю про именины, правда? Он за подарком побежит. Не хочу…

Марина смотрит на нее улыбающимися, чуть грустными глазами.

— Глупенькая… — И, как старшая, поучает: — Скажи, непременно скажи. Пускай побежит. Да, Валя, пока молоды… — Темное облачко набежало на лицо Марины. — Мне было немногим больше, когда в сороковом году мы поженились с Иваном.

Видно, те же мысли, которые до того заставляли Марину молчать, теперь властно толкали ее: говори.

— А потом война… Ждала его, ждала. Когда вернулись наши, как я работала! Все думала: приедет Ваня, похвалит. Из пепла колхоз подняли. Выгоняли своих коровок и на пахоту и на боронование. Когда в сорок пятом сеяли, наши уже под Берлином были, и я надеялась — собирать урожай вместе будем. А не довелось…

Чужое горе сдавило Валино сердце. Она шла, уставясь вперед невидящим взглядом, и молчала. Безошибочное чутье подсказывало ей, что не нужны Марине ни слова утешения, ни сочувственные вздохи. Сильная — сама устояла, еще и другим руку подала.