Олдос Хаксли - Эти опавшие листья

Наконец он решился нарушить молчание.

– Скажите, – неожиданно произнес он, причем его замутненному алкоголем сознанию мерещилось, будто он подходит к вопросу с невероятной деликатностью и осторожностью, – вы верите в вивисекцию?

Мистера Кардана больше удивила форма постановки вопроса.

– Верю ли я в нее? Право, не знаю, что такое вера в вивисекцию. Но я считаю ее полезной, если вы это имеете в виду.

– И вы не думаете, что это нечто неправильное?

– Нет.

– То есть вам не жаль животных, которых режут?

– Не жаль, если это делается в полезных для людей целях.

– И вы не полагаете, что у животных тоже есть права? – продолжил мистер Элвер с ясностью мысли и упорством, которые удивили мистера Кардана, поскольку он считал, что перед ним сидел уже очень пьяный мужчина. Становилось очевидно: хозяин дома размышлял на данную тему. – Такие же права, как у человеческих существ?

– Нет, – ответил мистер Кардан, – я не принадлежу к числу идиотов, считающих все формы жизни равноправными лишь потому, что они живые. Кузнечик мне не кажется равным собаке, а собака – человеку. Нам следует признавать, что в животном мире существует своя иерархия.

– Иерархия! – воскликнул мистер Элвер, довольный прозвучавшим словом. – Вот именно – иерархия! Иерархия жизни. А среди человеческих существ?

– Точно так же, – кивнул мистер Кардан. – Жизнь солдата, убившего Архимеда, не стоила жизни Архимеда. Главная ошибка демократических идей и гуманности христианства заключается в том, что они считают их равноценными. Хотя подобное утверждение лишено юридических оснований. Его подсказывает инстинктивный выбор. Тот солдат мог быть хорошим мужем и отцом, а в своей прежней гражданской жизни всегда подставлял левую щеку ударившему его по правой и выращивал два злака на том месте, где прежде рос один. И если вы разделяете пристрастие Толстого к добропорядочной семейственности, непротивлению злу и сельскому хозяйству, то вы наверняка станете утверждать, будто жизнь солдата была не менее ценна, чем Архимеда. И даже ценнее, поскольку Архимед занимался всего лишь геометрией, имел дело с углами, прямыми и ломаными линиями, различными поверхностями, не интересуясь проблемами борьбы добра и зла, семейными отношениями и религией. Однако у того, чьи вкусы тяготеют к интеллекту, сложится такое же мнение, как и у меня: жизнь Архимеда важнее жизней миллиардов самых лучших солдат. А сделать вывод, какая из этих точек зрения более верная… – Мистер Кардан передернул плечами. – Это право я предоставлю вам.

Мистер Элвер казался разочарованным столь неопределенной концовкой речи, произнесенной гостем.

– Но разве не очевидно, – упорствовал он, – что мудрец изначально лучше дурака? Иерархия все-таки существует.

– Да, существует, но мне не дозволено отвечать на этот вопрос за всех.

Мистер Кардан заметил, что, увлеченный вечным соблазном пуститься во всесторонние рассуждения, сказал то, чего хозяин не хотел бы слышать. Для большинства людей, даже трезвых, неопределенность чужого мнения всегда неприятна. А для мистера Элвера, далеко уже не трезвого, тем более. Для него, как подозревал мистер Кардан, сложные философские изгибы суждений гостя превращались в мучительное испытание правильности собственных взглядов. Если ты хотел втереться к кому-то в доверие, следовало занять одинаковую с ним позицию.

– Хорошо, – кивнул мистер Элвер. – Тогда вы должны признать, что интеллигентный человек ценнее тупоголового, слабоумного. Ха-ха, слабоумного…

Это слово вызвало у него приступ безудержного и грубого хохота, который звучал тем более дико, чем дольше продолжался, превратившись затем в череду бесконтрольных вскриков и всхлипов.

Поставив свой стул вдоль стола и вращая бокал с вином, мистер Кардан смотрел, как хозяин со слезами, струившимися по щекам, с лицом, исказившимся почти до неузнаваемости, смеялся и рыдал одновременно. Он то откидывался на спинку стула, то прятал лицо в ладонях, а потом складывал руки на стол и ронял на них голову, пока его тело сотрясалось и сотрясалось в конвульсиях. Омерзительное зрелище, подумал мистер Кардан, да и сам этот тип не менее омерзителен. Он догадался, к чему подводил свои рассуждения хозяин. Переведи на обычный язык «интеллигентного человека» и «слабоумного» в слова «я» и «моя сестра» – потому что все обобщения и философствования в разговоре подобных людей всегда следовало трактовать в четких и конкретных терминах, если ты хотел понять смысл, – сведи к реальным личностям его рассуждения о вивисекции, правах животных, человеческой иерархии, и шифр легко оказывалось взломать. Что за ним скрывалось? Нечто зловещее, подумал мистер Кардан.