Павел Калебин - Настоящие деньги

— Вы шутите, дядь Борь?

— С такими вещами не шутят, вьюноша.

— Но… Но это же незаконно!

— А я тебе чего говорил? — усмехнулся Кранц.

— Не, дядь Борь… Это уже слишком. За такое ведь тюрьма!

— А ты как думал? — деловито осведомился старик. — Конечно, тюрьма. Причем, надолго. Государство боится фальшивомонетчиков как огня. Недаром в былые времена им в глотку расплавленный свинец заливали! Брр. Жуть!

— Не, не… Не хочу я этим заниматься… — испуганным голосом залепетал Валька. — «Подделка государственных казначейских билетов преследуется по закону»… — вспомнились ему слова, которые он воспроизвел на своем рисунке трехрублевой купюры, выполненном по просьбе Кранца. Картина эта, заключенная в рамочку, до сих пор висела в фотозале салона, и Валентин, процитировав собеседнику оное предупреждение, невольно перевел на нее глаза.

— Трусишь? — насмешливо прищурился Борис Аркадьевич.

— Конечно трушу. Такое дело…

— Это хорошо, вьюноша. Это просто замечательно!

— Почему? — не понял Валька.

— Потому, вьюноша, — пояснил ему старик, — что в деле этом без страха никак нельзя. Кто-то, отпечатав левую купюру, тут же схватит ее и помчится в ближайший магазин. Конечно, с опаской побежит, но… Но нетерпение такого олуха и погубит. Другой же… все сто раз взвесит, тысячу раз осмотрится, прежде чем ход своей продукции, так сказать, давать. А то, глядишь, так при себе и оставит, не решившись ни на что. И даже разменять не попробует нигде. Потому как, Валюх, обыкновенный страх от многих глупых шагов человека предостерегает. Там где голова не работает, этот самый страх и включается. Вот потому и говорю, что хорошо это, раз страх у тебя к этому делу имеется.

— Да о каком страхе вы говорите, дядь Борь? — воскликнул Валька. — Нет у меня никакого страха к этому делу…

— Да ну? — не поверил Кранц.

— Потому как я в ужасе от вашего предложения! — закончил свою мысль Валька. — Я в тюрьму не хочу!

— Да кто ж тебя туда гонит-то?

— Кодекс уголовный, вот кто.

— Ну, да. По нему можно запросто схлопотать пятнашечку. А то и вышку! — согласился Борис Аркадьевич. — Статья 87 Уголовного кодекса РСФСР. Да только известно ли тебе, вьюноша, что подразумевается под фальшивомонетничеством в нашем родном советском законе?

— Что?

— Изготовление с целью сбыта, а также сбыт поддельных государственных казначейских билетов, — процитировав по памяти закон, пояснил Кранц.

— Ну? И вы предлагаете мне заняться вместе с вами изготовлением подделок?

— Да боже упаси! — усмехнулся старик. — Я тебе разве это говорил?

— А разве нет? Как же тогда еще понимать ваши слова, дядь Борь?

— Дословно, Валюх, — хлопнул в ладоши Кранц. — Вспомни футболки, которые делал «Сампошив». Кто печатал на них изображения всяких Фреддиков? Кто пускал их в торговлю? Ты? — показал он пальцем на Вальку. — Я? — ткнул он им себя в грудь.

— Да нет, — пожал плечами Валентин, — Васькины рабочие и печатали. Наше с вами дело маленькое, дядь Борь. Только клише…

— Ну, а я о чем тебе толкую? — с нотками радости в голосе, спросил Кранц. — Посуди сам. Закон наказывает за изготовление и сбыт поддельных денег. Так? Но мы-то с тобой, разлюбезный ты мой, и не будем их изготавливать, и уж тем более сбывать. Это же ежу понятно: если ничего не изготовил, то и сбывать тебе нечего будет. Я прав? Но вот если ты сделал лишь клише с изображением купюры… — здесь Борис Аркадьевич сделал таинственную паузу, после чего вкрадчиво спросил: — Надеюсь, Валюх, ты понимаешь, что я хочу сказать?

Валька наморщил лоб. Действительно, получалось все предельно просто. Тюрьма грозит человеку, который сбывает поддельные деньги. Светит она, однозначно, и тому, кто отпечатает эти подделки. Но вот тот, кто изготовит клише для печати… Что? Получается, этот-то человек здесь ни при чем? Выпадает этот мастер из юридической цепочки. Закон же о нем молчит!

Подобный вывод, сделанный вроде бы самостоятельно, стал для Валентина Невежина настоящим открытием.

— Вы хотите сказать… — неуверенно проговорил он, обращаясь к Кранцу, — что кто-то, как и Васька из «Сампошива», купит у нас клише четвертной купюры и уже сам будет использовать его, как пожелает? Мы с вами, значит, ни к какому фальшивопечатанию отношения иметь не будем?

— Милый мой, сообразительный мой вьюноша! — радостно заулыбался старик. — Наконец-то… Наконец-то до тебя дошло то, о чем я толкую! Конечно же, никакого отношения к дальнейшей судьбе клише мы иметь не будем. Более того, все следы нашей работы уничтожим. Никто и не подумает, что в этом салоне старик и юноша смогли сделать печатную форму для денег. Подкопаться к нам с тобой будет не так-то просто.