Павел Калебин - Настоящие деньги

— Да я… — воскликнул Валька, не понимая — шутит ли старик по поводу талончиков иль говорит серьезно. По губам его даже скользнула робкая улыбка.

— Знаю-знаю, — усмехнулся Кранц. — Все отпечатанные нами экземпляры были пересчитаны мною, и я выявил недостачу… Ну, да не в этом суть. Давай разбираться дальше. Военкомат. Ты избавлен от армии. Наверное, уже и сам уверовал в то, что отсрочка тебе положена по закону. Да?

— Так я ничего и не говорю, — пожал плечами Валька Невежин, непонимающе глядя на собеседника.

— А известна ли тебе, вьюноша, поговорка: «Коготок увяз, всей птичке пропасть!»?

— Известна, — дрожащим голосом ответил Валентин. — Только к чему вы об этом спрашиваете, дядь Борь? Хотите сказать, что я, как птичка та ваша, коготком во всех этих делах незаконных увяз, да?

Кранц кашлянул.

— Не увяз. Не волнуйся. Обо всем этом известно лишь мне, Валя. А я — могила! — старик, сурово нахмурив брови, поднес к губам указательный палец, подражая женщине с известного плаката «Молчи!». — Так что, если хочешь, выйди вон сейчас из моего салона да ступай, куда пожелаешь. Выброси свой комсомольский, порви оставшиеся автобусные талончики… Никто тебе никогда их не припомнит. Обещаю.

— И зачем тогда вы упреки эти мне высказали?

— А за тем, вьюноша, что если я сейчас посвящу тебя в свои планы хорошего заработка, то пути обратно у тебя уже не будет. В этом случае нарушить закон тебе придется уже основательно. Тут уж тебе, птичка… вернее, птенчик мой, увязнуть не коготком придется, а по самое, так сказать, не балуйся. Только об одном тебя прошу сейчас, Валентин: не торопись с ответом. Подумай…

Но Валька не хотел думать. Ему вспомнилось последнее свидание с Леночкой Павловой. Вернее, более справедливым было бы назвать это свидание первым — первым интимным. Уйдя тогда с комсомольского митинга, они немного погуляли по городу и вроде как и сами не заметили, как подошли к подъезду дома, где жила Леночка.

— Поднимемся ко мне? — на первый взгляд, без всякой задней мысли предложила она.

— Да неловко как-то, — засмущался Валька. — Знакомиться с твоими предками… Не рановато ли?

— Какие предки, Валя? Разгар рабочего дня! — напомнила ему девушка. — Мои на работе. Пойдем, — тянула она его за рукав рубахи, — чаю попьем, музыку послушаем…

Ну, а дальше случилось то, что должно было случиться. Время, проведенное наедине с Леночкой Павловой, навсегда врезалось в память Валентина прекрасным воспоминанием. И до сего момента, еще даже несколько минут назад — до начала беседы со стариком, — он со сладким замиранием сердца ждал нового свидания, а теперь… Что? Все? Вместо дорогих кооперативных кафешек, десятикопеечный щебет в стаканчике да билет в кинотеатр за сорок копеек?

— Нет у меня пути назад, дядь Борь, — вздохнул Валька Невежин. — Мне теперь без денег не жить.

Борис Аркадьевич нахмурил брови.

— Не бросайся такими словами, Валюх.

— Но разве я не прав? Что такое человек без денег? Ничтожество! Быдло! — запальчиво проговорил Валька, думая, что именно деньги, появившиеся у него благодаря работе в салоне Кранца, настолько возвысили его над остальными однокурсниками, что до него снизошла даже первая красавица техникума Леночка Павлова.

Борис Аркадьевич, усмехнувшись, заметил:

— Но ведь у тебя самого еще совсем недавно за душой не было ни гроша. Забыл уже? Так что, ты был тогда быдлом?

— А и был! — самокритично признал Валентин. — Был таким же, как все. Частичкой серой массы. Молекулой. А теперь…

— Пуп земли? — с насмешкой осведомился Кранц.

— Не пуп, но… Я выделился из этой массы, дядь Борь. Понимаете? Выделился!

— И ты полагаешь, что тебе в этом помогли деньги? Ха! Наивный вьюноша. Да ты и денег-то настоящих еще не видел. Но зато был уверен, что всегда их сможешь заработать. И эта твоя уверенность, Валюх… Не знаю. Взять бы хотя бы дворян. Тебе вот видеть не довелось, а я застал иные времена. И наблюдал, как выделялись бывшие дворяне на фоне нашей новой исторической, так сказать, общности. Нищие, без копейки, без работы. Но даже с расстояния глядя на такого человека понимаешь — порода! Или возьми хотя бы обыкновенно советского инженера какого-нибудь. Зарплата — самая низкая на заводе, наверное. А какое уважение! А что причиной тому? Ясно же — не деньги.

— И что же?

— Уверенность, Валюх. В этих людях всегда жила уверенность.

— В чем? — не понимал тот. — В чем был уверен ваш нищий дворянин? Что завтра он сдохнет с голодухи? А инженер? Может, когда вы были молоды, дядь Борь, они и были в почете, но сейчас… Заводы закрываются. Кому они нужны, инженеры-то эти? О какой уверенности вы говорите — не понимаю.