Павел Калебин - Настоящие деньги

Тут голос подал и сидевший на земле парень из бригады Пахома.

— Ничего себе, помощничек! — сказал он, потирая ушибленный стремянкой лоб.

— Так ты ж замахнулся на меня этой фигней… — кивая на биту, попытался оправдаться Валька. Отпустив, наконец, стремянку, он подал руку поверженному врагу, который, на поверку, оказался вроде как другом.

— А че, на тебе написано, что ты помощник? — огрызнулся тот, вскочив на ноги, проигнорировав Валькину руку. И тут же зло крикнул оставшимся стоять в смятении подельникам Санты: — Ну, че вылупились? На колени все, падлы! Кто у вас тут главный?

Вопрос его остался без ответа. Пацаны геройски молчали, не желая выдавать своего главаря. И тому пришлось самому назвать себя:

— Ну, я… — сказал Санта, с опаской глядя на биту в руках Пахома.

— Ха! — усмехнулся тот. — Настоящий босс! Первым на колени и бухнулся, козлина, — он резко махнул битой перед самым носом Санты, от чего тот, в ужасе отпрянув назад, слезливо охнул.

— Ссыкло! — с усмешкой заключил Пахом.

Тем временем со стороны черной «Волги» послышался странный ритмичный звук. Взглянув на автомобиль с опущенным стеклом передней пассажирской двери, Валька увидел внутри еще одного человека, непожелавшего покинуть салон вместе с Пахомом и его людьми. Это был мужчина лет тридцати, со впалыми щеками и — не по возрасту — залысинами на голове. На носу его чернели солнцезащитные очки; правда, сдвинутые вниз так, что серые, колючие глаза смотрели поверх них. Вовек не забыть Вальке этого насмешливо-надменного взгляда!

— Молодцы, — глухим, но с нотками удовлетворения голосом сказал пассажир «Волги», лениво хлопнув в ладони пару раз. После чего обратился к Кранцу: — Думаю, Борис Аркадьевич, проблема исчерпана. Ничего не поделаешь, времена нынче смутные. Всяк крысенок свое урвать норовит. Надеюсь, теперь молодые люди в курсе, что не по Сеньке шапку примерить решили. А чтоб наука и впредь была, пускай пешком больше ходят. Машины эти, — кивнул он в сторону «Москвича» и «копейки», — хотя и говно, но лучше уж кому-нибудь другому пускай послужат. Займись, Пахом…

Тонированное стекло автомобиля лениво поползло вверх и замерло, оставив лишь щель сантиметра в два — видно, для вентиляции салона, из которого поплыла модная композиция группы «Наутилус-Помпилиус»:

Не прошло и пяти минут, а о недавнем побоище или — как сказал бы Валька Невежин — «избиении младенцев» возле двери фотографического салона Кранца мало что напоминало. Ни машин, ни людей. Только осколки стекла на асфальте да валяющаяся стремянка.

— Ну и ну! — изумился Борис Аркадьевич, подняв ее. — Гляди, Валька, осталась даже вмятина от башки того типа, которого ты приложил ею.

— Не, дядь Борь, — улыбнулся Валька. — Я ему верхушкой стремянки съездил, а здесь, внизу, это он успел битой долбануть. Вот и вмятина.

— Знатная вмятина! Хорошо не по ногам.

— Хорошо, дядь Борь, что я лесенку эту подставить успел. А вообще, могли бы и предупредить, что эта ваша «крыша».

Старик усмехнулся:

— Надо же, слово-то какое выдумали — крыша! Кровельщики, понимаешь… Не, Валюх, не «крыша» они мне, — загадочно произнес он. — Так просто, люди добрые. Тимуровцы. Давай лучше забудем обо всем. Целы остались — чего еще желать? У нас с тобой и так забот невпроворот.

«Что-то темнит старик!» — подумал Валька. Но согласно пожал плечами и, приладив стремянку на старое место под сбитой вывеской салона, шустро вскарабкался по ступенькам.

— Давайте тряпку, дядь Борь! — почти весело крикнул он сверху.

Краска отмывалась хорошо. Водя по вывеске тряпкой, Валька продолжал думать о недавней стычке людей Санты с парнями, которых Борис Аркадьевич всячески избегал называть своей «крышей».

Да и, действительно, «крыша» ли это? «Крыше», насколько знал Валька, кооператоры должны платить деньги. Как «цеховики» Артуру в исполнении Гафта из фильма «Воры в законе». Но Пахом в тот раз, когда они случайно встретились с ним в фотомастерской, пришел к Кранцу явно не за деньгами. Наоборот, он сам что-то принес старику — вспомнил Валька сверток в руках того. Странно это как-то все…

Голос Бориса Аркадьевича отвлек Вальку от размышлений.

— Ладно, слезай.

— Так не отмыл же еще! — удивленно молвил Валька.