Борис Могильнер - Березонька

Третий батальон вместе с артиллеристами отправился в путь еще до рассвета. Утро застало их уже высоко в горах — посреди дороги.

День был красивый. Такие, наверное, встречаются лишь здесь, в горах, и лишь глубокой осенью. Вершина Казбека дымилась голубоватым дымком, небо казалось просто продолжением этого дымка.

Но, может быть, Давид Исаевич хмелеет оттого, что на душе прекрасно, что камень сомнения снят с сердца. Он шел, чуть наклонившись вперед, как обычно идут, когда поднимаются в гору. Он невысок ростом, но худоба делала его стройным, даже шинель выглядела будто на него сшитой, грубоватая солдатская шинель, подпоясанная простым, солдатским же, ремнем. На правой стороне ремня висела кобура с трофейным парабеллумом. Планшет прикреплен на тонком ремешке возле кобуры. На левой стороне — толстая полевая сумка. Сапоги Давида Исаевича начищены до блеска, просто сияют. Одно только не успел он сделать — побриться. Это, конечно, непорядок, но радость от этого не становится меньше. И странное дело: Давид Исаевич хорошо знал, что идет в бой, каким он окажется — никто предсказать не может, а настроение такое, будто он шел на праздник.

Атаковать врага третьему батальону приказано рано утром, поэтому устраивают привал в бараках бывшей рабочей колонии. Об этом командир батальона уведомил комбрига.

Неожиданно выясняется, что часть бараков занята — в них расположились беженцы.

В деревянном домике, куда Давид Исаевич зашел, его приветливо встретила молодая женщина с ребенком на руках. Мальчик крепко зажал в свои махонькие кулачки ее черные волосы и радостно стучал ножками по ее животу.

— Хочу еще! Ну, мам! Еще хочу! — просил настойчиво малыш.

Давид Исаевич стоял на пороге, не зная, что предпринять.

— Поедем, ма! — не унимался малыш.

И вдруг Давиду Исаевичу почудилось, что это звучит голосок Леонтика, издалека, из глухой татарской деревушки, тот взывал к нему: «Поехали, па!» И сразу же послышался ответ Дуси: «Тише, утешеньице мое, нельзя никому мешать, люди устали».

Давид Исаевич пошарил рукой в кармане, утром там еще лежали завернутые в платок несколько кусочков сахара. Больше нечем угостить ребенка.

Мальчишка рад гостинцу.

— Спасибо вам! — сказала женщина.

А малыш повторял как эхо:

— Пасибо!

«Забыл, как надо обходиться с женщинами и детьми», — размышлял Давид Исаевич растерянно.

— Что же вы стоите у порога? — воскликнула хозяйка. — Раздевайтесь-ка. Шинельку можно вон на том гвоздочке повесить, — указала она кивком на стену.

Долго отдыхать, однако, не пришлось. Возможно, резко обострилась обстановка под Майрамадагом, потому что командир бригады шифрованной радиограммой приказал третьему батальону начать наступление не утром, как предусматривалось первоначальным планом, а немедленно. Сигналом для начала операции послужат три залпа «катюш».

Сообщая об этом Давиду Исаевичу, командир батальона осведомился:

— В темноте трудно вести прицельный огонь, хотя бы попугать фрицев сможешь?

— Мы выпустим в небо осветительные ракеты, верю, что все будет хорошо, все будет в порядке, — ответил Давид Исаевич.

Тени мелькали в темноте. Скрытые шорохи будоражили тишину. Так, поди, шуршат ранней весной новорожденные ручейки под спокойным снежным покровом. Так затаенно поднимается к вершинам деревьев, к ветвям, к распускающимся почкам сок земли. Неба нет, только горы с обеих сторон. Давид Исаевич крался с автоматом в руках, за ним следом — его сопровождающие. Справа и слева, спереди и сзади — бойцы третьего батальона.

Вот наконец исходный рубеж. Отсюда будет предпринята атака на врага. Вспыхнули немецкие осветительные ракеты. В их мигающем желтоватом свете видны позиции врага.

Давид Исаевич просит радиста включить рацию.

Батарея отзывается тут же, очевидно, там уже давно ждут весточки от них.

Все с нетерпением ждут сигнала. Но залп «катюш» все равно раздался неожиданно. Ярко-красные костры расцвели на переднем крае противника. Гудит и сотрясается земля. Совсем рядом приподнялись и побежали вперед, гулко топая ногами, солдаты третьего батальона.

Давид Исаевич передает команды на огневые позиции батареи.

Напряженно всматривались в темноту артиллеристы. Вот он! Осветительный снаряд расколол ночное небо. Теперь можно действовать уверенней.

Ночью взрывы вообще звучат громче, чем днем. Кажется, что снаряды рвутся совсем рядом, у подножия гор.

Шквальный огонь батареи Давида Исаевича хорошо помогает бойцам атаковать фашистов, но настает момент, когда наши солдаты так близко подбираются к противнику, что огневая завеса грозит причинить урон не только ему. И Давид Исаевич вынужден прекратить огонь. Проходит миг, второй, бой продолжался. Давид Исаевич здесь теперь вроде лишний. Куда себя девать?