Виктория Борисова - Ключи от рая

Ну что же, поэту положено уходить молодым. Как у Высоцкого:

Знал, о чем писал всенародно любимый бард, который, как известно, и сам недолго зажился на свете! А сколько их еще было — таких? Кто не убил себя сам, как Маяковский или Есенин, с завидным упорством искал смерти на дуэли или где-то еще. Поэту прожить дольше тридцати семи — вообще моветон!

Не потому ли, что он чувствует происходящее острее других? Быть зрячим среди слепых — нелегкая участь… В начале века среди декадентствующей молодежи прокатилась целая эпидемия самоубийств. Странно это выглядело, конечно — вроде нет ни голода, ни войны, а вполне благополучные сыновья и дочери обеспеченных родителей с завидной регулярностью сводят счеты с жизнью по самому ничтожному поводу! Подлинную причину своего поступка они не могли бы объяснить ни близким, ни родителям, ни даже себе самим…

Глеб иногда думал: а может, они просто знали, что будет дальше? Предчувствовали, что совсем скоро их привычный мир рухнет и исчезнет без возврата, что впереди сначала мировая война, потом революция, война гражданская, красный террор? И еще много всякого, до чего лучше бы не дожить? Прекрасным юнцам и девам дворянского звания в этой кровавой каше ничего хорошего уж точно не светило! Так не лучше ли уйти молодым, не изведав всей грязи жизни, не дожидаясь, пока бравый матрос выстрелит тебе в затылок в подвале или «тройка» отправит гнить в лагерях, где от тяжкого труда, голода и издевательств заключенные постепенно теряют и достоинство, и разум, и самый человеческий облик?

Да и сейчас не легче. В вакханалии и неразберихе девяностых Глеб видел не первые шаги зарождающейся демократии, а путь в пропасть. Общество, не способное к саморазвитию, к реформам, обречено двигаться по замкнутому кругу: застой — революция — анархия — диктатура. И это продолжается до тех пор, пока народ не образумится, не научится признавать собственные ошибки и делать выводы либо не исчезнет совсем, сойдя с арены истории. Так что хорошего ждать точно не приходится…

Даже стихи стали приходить все мрачнее и безнадежнее.

Окончательно придя к мысли о том, что продлевать постылое существование не стоит, Глеб, как ни странно, испытал чувство легкости и освобождения. Человеку, который готов умереть, и жить проще! Не нужно тревожиться за свое будущее, строить какие-то планы…

Но самое удивительное было еще впереди. Оказалось, что таких, как он, — людей, готовых умереть, вокруг не так уж и мало!

У многих для ухода из жизни есть весомые причины. Другое дело, что убить себя нелегко и страшно это делать одному…

Случайный разговор с Владом натолкнул его на решение проблемы. А что, все просто — сесть в машину, включить двигатель, и все! Хорошо бы еще уехать куда-нибудь подальше от жилья и людей, чтобы не нашли раньше времени, в лес, например… В такой смерти есть даже какая-то красота — уйти без боли, без страданий и не запертым в клетку своей квартиры, а под вольным небом! Непонятно было, правда, где взять машину и кто сядет за руль, но и этот вопрос разрешился на удивление быстро: сам же Влад вызвался помочь, и не только помочь — разделить их участь. Глеб даже удивился.

Влада он считал человеком немудрящим, не отягощенным излишней рефлексией… Простой душой, одним словом! Кто же знал, что даже ему жизнь стала в тягость до такой степени?

Зато теперь все позади, и осталось лишь одно, последнее усилие. Глеб чувствовал себя как в школе, перед последним учебным днем, когда остается совсем чуть-чуть, а дальше — каникулы! Он заслужил этот отдых. Наверное, ему не дано переделать этот мир, не дано даже оставить сколько-нибудь заметный след. (Хотя — кто знает? Многих поэтов настигала посмертная слава, иногда через много лет…)

Но остается священное право самому выбирать день и час, когда придет время ставить точку.

Глеб посмотрел в окно. Надо же, уже и утро наступило! Ночь прошла, темнота рассеялась без следа, ветер разогнал тучи, и наступил новый день.

Последний день в его жизни.

В этот момент заверещал дверной звонок. Значит, пора… Глеб аккуратно закрыл тетрадь, спрятал ее в рюкзак и пошел открывать.

За дверью стояли все четверо, с кем предстояло ему разделить этот день. Надо же, пришли одновременно… Глеб обвел взглядом бледные, напряженные лица и спросил почти весело:

— Ну что, все в сборе?