Виктория Борисова: Рабство по контракту

Юлька смотрела грустно и испуганно. Даже слезы в глазах сверкнули…

— Как же мы? Я ведь люблю тебя!

И — дрогнуло сердце! А как не дрогнуть, когда рядом сидит Юлька — такая теплая, родная, своя? Он обнял ее и прошептал на ухо:

— Ничего. Как-нибудь сами проживем.

В тот день из дома они ушли вместе. Почти месяц ночевали у многочисленных Юлькиных подруг и приятелей. Эта кочевая цыганская жизнь с разговорами за полночь под кофе и сигареты, когда в тесную квартирку набивается целая толпа народу, была бы почти веселой, если бы не изматывающая суета — так много нужно было сделать!

Тогда он умудрился почти чудо совершить — нашел работу в фармацевтической фирме, торгующей пищевыми добавками, снял квартиру (тут Юлька помогла — Марья Федоровна оказалась тетушкой одной из ее приятельниц). Наслышанная о нравах приезжих, она очень боялась сдавать жилплощадь неизвестным людям — вдруг украдут что-нибудь или пожар устроят! Но после многочисленных заверений в том, что они с Юлькой — люди вполне положительные, и ручательства родной племянницы старушка согласилась. Даже денег запросила не очень много…

Новоселье отмечали вдвоем — за это время Павел ужасно устал от компаний. Еще больше он радовался возможности наконец-то остаться с Юлькой наедине, без опасений, что кто-нибудь войдет в самый неподходящий момент. Купили бутылку шампанского, фрукты, накрыли торшер Юлькиным шелковым платком, чтобы свет казался мягким, и устроили себе настоящий праздник. Тогда он сделал ей официальное предложение, а через месяц они расписались в районном загсе.

На свадьбе собралась огромная толпа — народ все молодой и веселый. Павел даже матери с дядей Колей сообщил о своей женитьбе, когда она стала свершившимся фактом. Юлькины родители тоже не знали. Много пили за здоровье молодых, желали им процветания и благополучия, а когда явился участковый, вызванный бдительными соседями, налили и ему. Недоразумение скоро разрешилось, пожилой капитан прокричал один раз «горько» и ушел, попросив только «чтобы потише, а то на улице очень громко».

Поначалу так странно и непривычно было чувствовать себя женатым человеком! И здорово в то же время. Павел не думал раньше, что это будет так приятно — приходить домой и знать, что ты не один, что кто-то ждет тебя. Даже если самому приходилось ждать Юльку — все равно хорошо. Он старательно готовил ужин, выходил встречать ее к автобусной остановке и волновался, когда она задерживалась допоздна в своей редакции…

Но, как говорится, одной любовью сыт не будешь. Вскоре встал извечный российский вопрос — что делать? Не век же сидеть в конторе, торгующей таблетками, кремами от морщин из тех, что обещают «вечную молодость вашей коже», и пищевыми добавками для похудения! Павел от души надеялся, что вся эта продукция хотя бы вреда никому не принесла. Устроиться врачом? В принципе это было возможно, но семью на такую зарплату не прокормить! А ведь хотелось именно семьи, стабильности, налаженного быта, детей наконец… Без материального достатка, без прочного положения это было совершенно невозможно.

— Да-а… — говорила Юлька, — профессия у тебя, знаешь ли, не доходная. Вот был бы ты юристом или финансистом…

Он долго думал, прикидывал так и эдак и наконец решился — поступил в МГУ на юридический. За образование надо было платить, и не мало. Хорошо еще, что учиться пришлось не пять лет, а всего три — все-таки второе высшее! Днем он работал, а вечерами приходилось сломя голову нестись на занятия. Бывало, что засыпал прямо на лекциях и возвращался домой совершенно вымотанный, выжатый, а еще надо было готовиться к семинарам, писать курсовые, сдавать экзамены…

Это время Павел до сих пор вспоминает с ужасом. Как только выдержал — просто уму непостижимо. Наверное, помогли крепкое здоровье да природное упрямство, с каким когда-то сибирские мужики валили лес, строили просторные теплые избы, распахивали пустоши и обустраивались надежно и основательно в самых, казалось бы, гиблых местах, среди болот и непроходимой тайги.

Все было бы ничего, если бы Юлька не наведывалась так часто к родителям. Бывало, и ночевать не приходила… «Ты понимаешь, мама плохо себя чувствует, не хочу оставлять ее одну надолго!» — оправдывалась она, и Павел вздыхал, но терпел. Каждый раз после таких отлучек она становилась какой-то чужой, и не один день проходил, прежде чем все снова налаживалось.

Однажды, вернувшись домой, она села на постель и, пряча глаза, предложила развестись. Для Павла это было как гром среди ясного неба, и минуты две он стоял совершенно остолбеневший. Увидев его глаза, Юлька тут же принялась объяснять, уговаривать, тормошить, как маленького: