Виктория Борисова - Рабство по контракту

Павел долго смотрел на нее не отрываясь. Он не слышал, о чем говорили приятели, и их смех и шутки доносились как будто издалека. Он любовался прекрасной незнакомкой, так не похожей на других девушек, которых ему доводилось видеть раньше. Очень страшно было, что вот-вот она поднимется и уйдет, исчезнет, как комета, промелькнувшая по ночному небу, но и подойти к этому чуду было еще страшнее.

Только когда заиграла музыка и пары начали выходить танцевать, Павел решился. Ну, будь что будет! Собрав все свое мужество, он поднялся, с грохотом отодвинув стул, подошел к их столику и протянул ей руку.

— Разрешите?

Вымолвить это слово было куда как непросто! Во рту пересохло, язык как будто приклеился к небу, но Юлька вовсе не рассердилась. Она вскинула брови, посмотрела на него с веселым изумлением, как на необычное и редкое явление природы, но — не отказала!

Эстрадная группа пела о том, как упоительны в России вечера, и этот вечер вправду был упоительным и чудесным. Павел навсегда запомнил и музыку, и сверкание огней в полумраке, и ощущение гибкого, упругого тела под рукой, когда он обнимал Юльку за талию. Себе он казался деревенским увальнем — простоватым и неуклюжим, мучительно стеснялся мешковатого костюма, произведенного местной фабрикой, где шили еще наматрасники и рабочие рукавицы, поношенных ботинок, неумения танцевать и поддерживать легкую остроумную беседу… И все же — млел от счастья рядом с ней, вдыхая свежий аромат ее духов, глядя на белую точеную шейку, на пухлые полураскрытые губы, а ее глаза, такие большие, сверкающие, были совсем близко и затягивали, словно омут.

В тот вечер они ушли из кафе вместе и потом еще долго гуляли по ночному городу. Павел чувствовал себя немного пьяным (хоть и выпили-то всего ничего!), болтал без умолку какую-то чушь, пел, даже пытался танцевать посреди пустынной улицы, а Юлька смеялась, и смех звучал у него в ушах серебряными колокольчиками. Даже когда он сделал стойку на руках прямо на мосту через реку (как только не навернулся! Верно мама говорила, что пьяных и дураков Бог бережет), она хлопала в ладоши, как ребенок на цирковом представлении.

Время давно перевалило за полночь, когда он проводил ее до гостиницы. Расстаться просто не было сил. Он все оттягивал тот миг, когда придется сказать «до свидания» и уйти, и сердце просто подпрыгнуло от радости, когда Юлька разрешила зайти к ней в номер…

Они поднимались по лестнице на цыпочках, боясь скрипнуть ступенькой. Надо еще было как-то просочиться незаметно мимо дежурной по этажу, но тут им повезло: старушка мирно подремывала в кресле над вязанием. Юлька осторожно, двумя пальчиками взяла ключ, и уже через несколько минут узкая гостиничная кровать скрипела под их телами, сплетенными воедино.

От Юльки он ушел под утро, еле держась на ногах. Как потом день отработал — одному богу известно. Думать мог только о том, чтобы увидеть ее снова. Вечером они встретились, и все повторилось — с тем же жаром, словно им никак не удавалось насытиться друг другом.

Эти дни он прожил в сумасшедшем, угарном любовном чаду. Не хотелось даже думать о том, что Юлькина командировка когда-нибудь кончится и она уедет в свою Москву — навсегда. Но все когда-нибудь заканчивается…

Он пришел на вокзал провожать ее с большим букетом пышных августовских астр и бормотал какую-то чушь про то, что будет скучать, никогда ее не забудет и непременно приедет к ней, непременно. Под конец Павел совсем сник — так мучительно было смотреть на Юльку, стоящую в тамбуре. Еще несколько минут — и поезд тронется, унося ее далеко отсюда.

А что остается ему? Только коротать свою серую, скучную жизнь в родном городишке, вспоминать единственное яркое событие и безнадежно тосковать. В самом деле — кто он и кто она? Как говорил герой старого фильма — такой же нелепый влюбленный провинциал — звезды никогда не отклоняются от своего пути!

Он просто ушам своим не поверил, когда Юлька задумалась на секунду, откинула упрямую прядку волос, косо падающую на лоб, и выпалила:

— А ты давай со мной! Прямо сейчас…

В карих глазах девушки плясали веселые, опасные огоньки. Ее руки, такие тонкие, с нежными розовыми ноготками, протянутые к нему, звали и манили, так что невозможно, просто невозможно было устоять! Поезд уже трогался, когда он шагнул в вагон с платформы, и даже проводница — толстая тетка с серым усталым лицом — почему-то не стала протестовать. Юлька пошепталась с ней о чем-то, и всю дорогу до Москвы она подавала им чай в ажурных подстаканниках, и улыбалась такой всепонимающей, материнской улыбкой, что ее лицо казалось почти милым.