— Нет, не странник и не купец. Пришлец, не иначе. Вишь, одет не по-нашему.
Он сокрушенно покачал головой и добавил:
— В беде раб божий. В большой беде.
Ах, какой наблюдательный! Как будто трудно догадаться, что у человека, истекающего кровью на снегу, возникли какие-то проблемы! Что за тупость деревенская — стоять и смотреть, вместо того чтобы идти за помощью? Ведь есть же здесь хоть что-нибудь! В конце концов, пансионат рядом, там есть телефон, и, может, найдется кто-то, способный отвезти его в больницу…
— Дедко, а он жить будет? Или помрет?
В глазах паренька стояли слезы. Голос его дрожал, и белесые брови поднялись домиком.
Старик ответил непонятно:
— Не то горе, что ребра сломаны, то беда, что сердце каменно! Однако живая ведь душа, крещеная… Помогай, Прошка! За ноги держи, да понесем. Даст бог, выживет.
С неожиданной для своего возраста ловкостью старик подхватил его под мышки. Боль накатила снова. Она заполнила его, как огромная океанская волна, накрыла с головой… Павел вскрикнул и потерял сознание.
Когда он снова открыл глаза, увидел бревенчатый закопченный потолок. Боли он не чувствовал. Правда, и пошевелиться не мог, тело было словно придавлено тяжеленной каменной плитой, но все же Павел с любопытством разглядывал странное помещение.
Похоже на деревенскую избу — стены сложены из толстых бревен, деревянные лавки по сторонам, стол с дочиста выскобленной столешницей, в углу (Павел вспомнил, что этот угол называется «красным») на специальной полочке виднелись иконы, и лампадка чуть светила перед ними. Другой угол, противоположный по диагонали, занимала огромная русская печь.
В избе было жарко натоплено. Пахло странно — печным дымом, струганым деревом, какой-то едой… Но и другой запах примешивался — травяной, свежий, совсем как летом. И свет был странный — яркий, но неверный, колеблющийся. Повертев головой, Павел увидел горящую щепку, заботливо закрепленную в каком-то железном приспособлении. «Это ж лучина!» — догадался он.
У печки на приступочке примостился давешний подросток. Видно, от тепла его разморило, он клевал носом и время от времени встряхивал головой, отгоняя сон. Старик сидел на лавке, прямо под темными ликами святых в почерневших серебряных окладах. Перед ним лежала старая книга в кожаном переплете с массивными застежками. Лицо его было сосредоточенно, как будто там он искал что-то важное, пальцы медленно переворачивали страницы, а губы шевелились, словно каждое слово он проговаривал шепотом.
Павел завозился на своем неудобном ложе, хотел было повернуться поудобнее — и тут же заорал от боли. В грудь, там, где сходятся ребра, будто вонзился раскаленный железный штырь до самого сердца…
На него никто не обратил ни малейшего внимания, точно его здесь вовсе не было. Павел пытался сдержать свой крик, но получалось плохо — он словно шел из глубины его тела сам, помимо воли. Было ужасно унизительно орать и корчиться на лавке в закопченной избе и ждать, ждать неизвестно чего…
Наконец старик закрыл свою книгу, обернул ее чистой тряпицей и спрятал в маленький сундучок, что стоял тут же, под лавкой.
— Прошка! — послышался властный голос.
Мальчик с готовностью вскочил на ноги, как будто только этого и ждал.
— Непитой воды принеси да не забудь попросить, как я сказывал.
Паренек выскочил из избы. Старик медленно поднялся — видно было, что каждое движение дается ему с немалым трудом! — расстелил на столе вышитое полотенце из сурового холста, разложил глиняные плошки, наполненные чем-то вроде сушеной травы, растертой в пыль. Посреди стола поставил зажженную свечу и долго что-то шептал, глядя на ее пламя.
Павел наблюдал за его странными манипуляциями почти с ненавистью. Боль немного отпустила, и теперь он лежал совершенно обессиленный, опустошенный, беспомощный… Хотелось крикнуть — что ж ты делаешь, старый пень! Я ранен, может быть, даже умираю! Надо немедленно звонить в «скорую», в службу спасения, а не заниматься шарлатанством. Каждая минута дорога, может быть, еще не поздно…
Старик, наконец, обернулся к нему.
— Звать тебя как? — строго спросил он.
— Павлом… — выдохнул он и с ужасом почувствовал, что на губах пузырится что-то теплое и соленое.
«Открытый пневмоторакс!» — промелькнуло в голове. Все-таки бывший доктор никогда не бывает бывшим окончательно…
Плохо дело. Во всяком случае, надо в больницу, и немедленно. «А ведь в этой тьмутаракани, наверное, даже телефона нет», — сообразил он. И электричества — тоже, лампочек нигде не видно. Подумать только, живут как в каменном веке… Он хотел было сказать, что мобильный в кармане куртки, чтобы немедленно звонили в «скорую», но тут вспомнил: в этом проклятом месте даже сотовая связь не работает! Изо рта вырывался только хриплый стон. Неужели все, конец?
Читать дальше