Виктория Борисова - Рабство по контракту

Ага, с наступающим… Одна, в пустой квартире, и только Найда рядом. На улицу с ней выйти — и то проблема.

Марьяна немного волновалась, как пройдет тренинг. Хотя с консалтинговой компанией, организующей это мероприятие, они сотрудничали давно и никаких сложностей раньше не возникало, но на душе было как-то неуютно. Ответственность за проведение праздника так или иначе лежит на ней… Конечно, она обо всем договорилась заранее, согласовала программу, но беспокоилась. Как говорится, если хочешь, чтобы дело было сделано хорошо — делай его сам!

Но не это главное, конечно. Она чувствовала себя просто выпавшей из жизни — пожалуй, впервые за долгие годы. И в институте, и потом каждый раз получалось так, что праздник отмечали большой компанией. Это было здорово, даже если люди были мало знакомы. С одной стороны — вроде все вместе, а с другой — каждый сам по себе и совершенно свободен.

А теперь… Теперь она осталась одна, и никто даже не вспомнит о ней.

Марьяна забралась с ногами на диван, накрылась мягким пушистым пледом, и Найда, как всегда, пристроилась в ногах. Хотелось пить, болела голова, было обидно, что некому принести ей чаю, сходить в аптеку, даже просто спросить: «Ну, как ты? Как ты себя чувствуешь?» И мысли в голову лезли самые что ни на есть упаднические.

Всю свою сознательную жизнь она стремилась к независимости — и, кажется, получила ее сполна. Только почему теперь совсем не радостно? Свобода, самостоятельность, гордое «одиночное плавание» — так ли уж это хорошо, как ей казалось? Стоило ли так долго всего этого добиваться? Да, в конце концов, где грань между свободой и одиночеством? И отличаются ли они хоть чем-нибудь друг от друга?

Чертов праздник! Чертов Новый год!

Неожиданно для себя самой Марьяна вдруг расплакалась. Наверное, это все грипп виноват… «Эмоциональная неустойчивость» — вот как это называется. Еще один симптом вроде насморка или кашля.

Она старалась взять себя в руки, успокоиться и подумать о чем-нибудь хорошем, но слезы все лились и лились, словно там, глубоко в душе, прорвался наружу бездонный источник. Марьяна вытирала глаза бумажной салфеткой, но скоро она превратилась в мокрый, слипшийся комок, а идти за новой было лень.

Как будто почувствовав ее настроение, Найда сначала сильнее прижалась к ней, а потом вылезла из своего укрытия и принялась истово вылизывать лицо и руки, как будто хотела утешить.

Марьяна обняла ее.

— Найда, Найдочка, найденыш мой… Да, да, ты моя хорошая… Только ты одна у меня и есть, — повторяла она, гладя мягкую волнистую шерстку.

Словно иголка, уколола новая мысль — а что будет с Найдой, если с ней самой что-то случится? Ну, заболеет, к примеру, по-настоящему, или в аварию попадет, или кирпич на голову свалится? Пропадет, точно пропадет… Значит, надо взять себя в руки — хотя бы ради Найдочки.

Она и сама не заметила, как заснула, прижав к себе собаку. Найда, умница, не шевелилась, прижавшись к ней всем телом, согревая ее своим теплом, словно большая мохнатая грелка.

Марьяне снилось, что она приходит к себе домой — и не узнает ничего. Привычный простой и строгий минималистский интерьер сменился какими-то рюшечками и подушечками, на стенах появились странные картины с цветами и птицами — нарочито примитивные, будто их нарисовал ребенок, и в то же время, глядя на них, хотелось улыбаться, с потолка свисал расписной шелковый абажур… Наверное, любой модный дизайнер упал бы в обморок от подобной пестроты, но таким теплым уютом сразу повеяло в доме! Теперь здесь хотелось жить, а не только спать, приходя с работы.

Марьяна ощутила знакомый запах кофе и яблочного пирога — совсем как в детстве, у бабушки! — и снова чуть не расплакалась. Но только она подумала об этом, как дверь в кухню приоткрылась и бабушка сама вышла ей навстречу. Марьяна помнила даже сейчас, что уже много лет ее нет в живых, но Варвара Алексеевна выглядела точно так же, как в тот последний вечер, когда подарила ей бирюзовый браслет, — то же пестренькое домашнее платье, тяжелый узел седых волос на затылке, очки в роговой оправе… Даже тапочки те же самые, клетчатые!

— Бабушка! — Марьяна просто обомлела от изумления и замерла на пороге. Она хотела сказать: «Ты же умерла!» — но почему-то не смогла вымолвить этих слов.

— Здравствуй, Надюша! — бабушка с улыбкой чуть наклонила голову набок, разглядывая ее с головы до ног. — Вот какая ты стала, оказывается… А я вот в гости к тебе решила зайти, пироги затеяла. Ты-то, я смотрю, не готовишь совсем… Муж твой скоро придет, чем его кормить станешь? Вот то-то же.