Ольга Мирошниченко - В сторону южную

— А я тебе говорю — мне не нравится эта материя, — Оксана все же не выдержала, голос выдал слезы злости и обиды.

Но Павел, словно не услышав их, попросил с усилием:

— Только ты здесь не шей, а то другие девчонки… ну, понимаешь… им тоже хочется. Не шей. Ладно? — Он поднял голову, посмотрел ей в глаза, и Оксана увидела вдруг, какая тонкая у него шея и как аккуратно заштопан ворот чистой зефировой косоворотки.

Она подошла к колодцу, стала совсем рядом с Павлом и, глядя в его синие матовые глаза, избегающие ее взгляда, спросила:

— А нам можно? Нас примут?

— Не надо, — попросил он, — это не для девочек работа.

— А почему? — вдруг развеселилась Оксана. — Подумаешь, он же легкий, этот порошок. Пошли, догоним наших и скажем, увидишь, как они обрадуются.

Не согласились только Валька и Лидка. Сказали «дома не разрешат»! А все остальные очень обрадовались и весь день обсуждали, какие вещи купят себе на заработанные деньги в сельпо.

Но они не знали, что такое разгружать платформу суперфосфата, а когда узнали, то решили не отступать. Стоя по колено в обжигающей вязкой массе, задыхаясь от едкой пыли, уже ничего не видя, швыряли лопатами суперфосфат вниз. Первой сдалась маленькая Танька. Она вдруг села прямо на серую, покрытую шершавой коркой гору этого нескончаемого суперфосфата и заплакала.

— Иди домой, — глухо приказала Галя, не оставляя работы, — нет, лучше сядь внизу, подальше, и жди нас.

Всхлипывая, Танька слезла с платформы, но там, на земле, не отошла в сторону, как приказала ей Галя, а начала, шмыгая носом, подгребать к общей куче рассыпавшиеся вокруг серые комья.

Вечером, отмывая у колодца покрытые коркой ноги, они и внимания не обратили на маленькие язвочки — так устали и так горды были собой. Не обращали до тех пор, пока не увидела их Оксана на тонких, припорошенных красной пылью щиколотках босых ног Гали.

В добротный, крытый черепицей дом их никогда не приглашали. Они привыкли и не обращали внимания на это обстоятельство. Поджидая Вальку и Лидку, усаживались рядком на завалинке под окнами.

— Снидают они, — неприветливо сказала хозяйка дома, высокая, гладко, на прямой пробор, причесанная старуха, проходя из погреба с запотевшим глиняным кувшином в руках.

Бабушку и дедушку близнецов они побаивались. Это были степенные, всегда чисто одетые люди; у деда в саду стояла пасека, и его умение отбирать у пчел мед внушало к нему уважение.

— Ребята, мы сейчас, — раздался над головой шамкающий Валькин голос, — подождите немножко.

Оксана, задрав голову, увидела его в окне. Валька жевал набитым ртом, а в руке держал огромный ломоть пшеничного хлеба, щедро намазанный маслом и медом. Мед тек по его пальцам, переливаясь прозрачным золотом, и Оксана тотчас опустила голову, а маленький брат Павла все смотрел, не отрываясь, на ломоть, пока Валька, неторопливо жуя, беседовал с ними.

Первой встала Галя.

— Ты не приходи в наш двор больше, Валя, — стоя спиной к окну, тихо сказала она, потом обернулась и, глядя на изумленного Вальку, застывшего с набитым ртом, повторила дрожащими, потрескавшимися от суперфосфатной пыли губами: — Не приходи. А то я тебя тоже изобью.

Схватила Сережу за руку и потащила к калитке.

Она шла, держась неестественно прямо, по посыпанной толченым кирпичом дорожке, и в ярком, радостном утреннем свете увидела Оксана болячки на ее ногах. Увидела и испугалась. Такие же болячки были и у Оксаны, у всех были. Но сейчас Оксана вдруг испугалась, что они не пройдут никогда. И когда притихшая компания ушла вслед за Галей со двора близнецов навсегда, Оксана предложила вместо речки пойти в аптеку. Глухая аптекарша дала им какой-то мази, от нее болячки присохли, и корочки отвалились незаметно, но навсегда остались на их месте маленькие незагорающие вмятинки на ногах.

Павлу никто не рассказал, что произошло на дворе у близнецов, и он ни разу не спросил, отчего это их не видно, будто и не было никогда.

— Еще?

— Нет, спасибо, — Оксана смела в ладонь крошки.

— Давайте сюда, я выброшу, — он протянул руку.

«Отчего эта пухлость голубоватая? — снова отметила Оксана. — На вид он очень здоровый человек».

Павел аккуратно собрал огрызки яблок, шкурки сала, вышел в коридор.

За окном все чаще мелькали дома с освещенными окнами, поезд пошел медленней. Загудело внизу пустотой. Река только угадывалась по длинным отражениям огней, невидимых причалов и буксиров.

— Вам где забронировали номер? — Он складывал в прозрачный мешок оставшиеся бутерброды, повертел в руках яблоко, подумал и тоже отправил вслед за бутербродами.