Маргарита Оду: Мари-Клэръ

Она не обращала никакого вниманія на насъ, ни на что не смотрѣла, казалось, что-то стояло предъ ея взоромъ. Иногда она улыбалась, какъ будто съ кѣмъ то разговаривая.

Вечеромъ, послѣ обѣда, я увидала ее на старой скамейкѣ подъ большой липой. Священникъ сидѣлъ рядомъ съ нею, прислонившись къ дереву.

Оба были задумчивы.

Я думала, что они говорятъ о Колеттѣ, и остановилась въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нихъ.

Сестра Мари-Любовь, какъ бы отвѣчая на вопросъ, сказала:

— Да, въ пятнадцать лѣтъ.

— Въ пятнадцать лѣтъ не можетъ быть призванія, — замѣтилъ священникъ.

Я не слыхала, что отвѣтила Мари-Любовь, но священникъ продолжалъ:

— Въ пятнадцать лѣтъ у всякаго столько призваній: однимъ ласковымъ словомъ можно заставить пойти по тому или иному пути и оттолкнуть отъ него однимъ безразличнымъ жестомъ.

Онъ помолчалъ и прибавилъ, понизивъ голосъ:

— Ваши родные глубоко виноваты передъ вами.

— Я ни о чемъ не жалѣю, — отвѣтила Мари-Любовь.

Они долго сидѣли молча; потомъ Мари-Любовь, поднявъ палецъ, какъ бы давая клятву, сказала:

— Всегда, вездѣ и вопреки всему.

Священникъ, смѣясь, приподнялъ руку и повторилъ:

— Всегда, вездѣ и вопреки всему.

Въ эту минуту раздался звонъ вечерняго колокола, и священникъ исчезъ въ липовой аллеѣ.

Долго потомъ вспоминались мнѣ слышанныя слова, но я никакъ не могла найти связи между ними и тѣмъ, что случилось съ Колеттой.

Колетта не ждала больше чуда и все-таки не могла примириться съ мыслью остаться навсегда въ монастырѣ.

Когда одна за другой ушли всѣ ея сверстницы, она взбунтовалась: перестала исповѣдываться, причащаться; къ обѣднѣ ходила, но потому, что любила музыку и ей хотѣлось пѣть.

Я часто сидѣла съ ней, чтобы утѣшить ее.

Она объясняла мнѣ, что замужество, это — любовь.

Сестра Мари-Любовь, которая съ нѣкоторыхъ поръ все прихварывала, слегла въ постель.

Мадлена заботливо ухаживала за нею, а за нами наблюдала кое-какъ.

Она особенно придиралась ко мнѣ; когда я уставала шить, она, стараясь принять высокомѣрный видъ, кричала мнѣ:

— Барышня не любитъ шить, такъ ей остается мести полы!..

Разъ въ воскресенье, во время обѣдни, она заставила меня подметать лѣстницы. Это было въ Январѣ; сырой холодный вѣтеръ поднимался по лѣстницамъ изъ корридоровъ и забирался мнѣ подъ платье.

Я мела изо всѣхъ силъ, стараясь согрѣться.

До меня доносились изъ церкви звуки органа; по временамъ различала я скрипучій, пронзительный голосъ Мадлены и скачки отрывистаго голоса священника.

Я слѣдила за ходомъ службы по пѣнію. Вдругъ выдѣлился звучный и чистый голосъ Колетты и, разливаясь, покрываетъ органъ, заглушаетъ все, взвивается надъ липами, надъ домами, надъ колокольней.

Я задрожала и, когда голосъ, слабѣя, спустился внизъ, вернулся въ церковь, утонулъ въ звукахъ органа, я разрыдалась, какъ совсѣмъ маленькая. Снова про рвался сверлящій голосъ Мадлены, и я принялась мести широко взмахивая щеткой, какъ бы стараясь стереть этотъ противный голосъ.

Въ тотъ же день сестра Мари-Любовь позвала меня къ себѣ. Прошло почти два мѣсяца съ тѣхъ поръ, какъ она не выходила изъ комнаты. Она начинала поправляться, но я замѣтила, что въ ея глазахъ не было прежняго блеска.

Они напоминали мнѣ теперь потускнѣвшую радугу.

Я должна была ей разсказать всѣ смѣшныя исторіи, которыя случились за это время; Слушая меня, она хотѣла улыбнуться, но вмѣсто улыбки, поднимался лишь одинъ уголъ рта. Она спросила: слышала-ли я, какъ она кричала?

О! конечно, я слыхала; это было во время ея болѣзни. Она такъ страшно кричала среди ночи что вся спальня проснулась. Мадлена то входила, то выходила; слышно было, какъ она плескала водою, и когда я ее спросила, что съ сестрой Мари-Любовью, она крикнула на ходу.

— Боли.

Я вспомнила, что у няньки Жюстины тоже бывали боли, но она никогда такъ не кричала, и я подумала, что у Мари-Любови ноги должно быть распухли втрое сильнѣе чѣмъ у Жюстины.

Крики все усиливались и вдругъ вырвался одинъ такой ужасный, что, казалось, будто внутренности выворачивали.

Потомъ послышалось нѣсколько стоновъ, и все смолкло.

Нѣсколько минутъ спустя пришла Мадлена и сказала что-то Мари-Рено; та одѣлась, и я слышала, какъ она спускалась по лѣстницѣ.

Она вернулась черезъ минуту вмѣстѣ со священникомъ. Онъ стремительно прошелъ въ комнату сестры Мари-Любови, и Мадлена поспѣшно закрыла за нимъ дверь.

Въ комнатѣ онъ пробылъ недолго и обратно возвращался гораздо медленнѣе. Онъ шелъ, опустивъ голову, и правой рукой прикрывалъ лѣвую полой своей рясы, какъ бы оберегая что-то цѣнное.