Филип Рот - Цукерман освобожденный

Уж здесь-то, в рассаднике асоциальных личностей, наверняка еще можно оставаться на людных в час пик улицах никем. Если нет, усы, что ли, отрастить. Возможно, это далеко от жизни, какую ты ощущаешь, видишь, знаешь и хочешь узнавать, но если понадобятся всего-навсего усы, бога ради, отрасти усы. Ты не Пол Ньюман, но уже и не такой, как прежде. Усы. Контактные линзы. Может, яркий костюм поможет. Постарайся выглядеть так, как выглядят сейчас все, а не так, как выглядели все двадцать лет назад на гуманитарном факультете. Меньше походи на Альберта Эйнштейна, больше на Джими Хендрикса. Да, и раз уж на то пошло, как насчет походки? Он так и так давно собирался ею заняться. Цукерман ходил, слишком близко ставя колени, к тому же чересчур быстро. Мужчине 180 сантиметров ростом лучше быть неторопливым. Но он неизменно забывал про неторопливость на первом десятке шагов — шагов двадцать, тридцать, и он, вместо того чтобы думать, как идет, погружался в мысли. Что ж, пришла пора к этому вернуться, тем более что пресса принялась пристально изучать его сексуальную состоятельность. Ходить так же агрессивно, как работаешь. Ты миллионер, вот и ходи соответственно. На тебя люди смотрят.

Он попал в дурацкое положение. Нашелся кто-то — женщина в автобусе, которой пришлось объяснять, почему все остальные так возбудились. Высокая худая пожилая дама с густо напудренным лицом… Только почему она бежит за ним следом? И пытается открыть сумочку? Прилив адреналина был Цукерману сигналом: и ты беги!

Видите ли, не все были в восторге от книги, которая сделала Цукермана богачом. Многие уже начали его бранить. «За то, что он изобразил евреев извращенцами, изобразил, как они занимаются адюльтером, эксгибиционизмом, мастурбацией, содомией, фетишизмом и грязным сутенерством», а некто на фирменном бланке, не уступающем по внушительности президентскому, даже счел, что его «следует расстрелять». И весной 1969 года это уже был не просто оборот речи. Шла бойня во Вьетнаме, и многие американцы как в зоне боевых действий, так и вне ее впали в исступление. Всего около года назад убили Мартина Лютера Кинга и Роберта Кеннеди. Да и совсем рядом — бывший учитель Цукермана так и продолжал скрываться, потому что в него стреляли в окно кухни, когда он как-то вечером сидел за столом со стаканом теплого молока и романом Вудхауса. Холостяк, уже вышел на пенсию, тридцать пять лет преподавал в Университете Чикаго среднеанглийский. Курс он читал сложный, но не запредельно сложный. Однако теперь дать по морде считалось недостаточным. Обиженные мечтали теперь не врезать по носу, а разорвать на куски: только уничтожение могло удовлетворить надолго. На съезде Демократической партии предыдущим летом полицейские били сотни человек дубинками, топтали лошадьми, швыряли об стеклянные витрины за нарушение порядка и благопристойности куда менее серьезные, чем те, в которых обвиняли Цукермана все его корреспонденты. Цукерман вполне допускал, что в какой-нибудь заплеванной комнатушке висит на стене обложка «Лайфа» с его фото (без усов) и некий псих-одиночка, лежа в кровати, метает в нее дротики. Фото на обложке с подробной статьей и так уже испытание для писателей — друзей писателя, а уж тем более для полуграмотного психопата, которому, возможно, неизвестно, сколько хорошего он сделал в ПЕН-клубе. Ах, мадам, знали б вы, какой я на самом деле! Не стреляйте! Я серьезный писатель, и вообще, я такой же, как все!

Но молить о пощаде было поздно. За стеклами очков без оправы зеленые глаза напудренной фанатички налились убежденностью; подойдя вплотную, она вцепилась ему в руку.

— Ни за что… — она была немолода и с трудом справлялась с одышкой, — ни за что не позволяйте деньгам себя изменить, кем бы вы ни были. Деньги никогда никого не делали счастливым. Это только Ему под силу. — Она достала из сумочки размером как раз для «люгера» открытку с изображением Иисуса и сунула ему в руку. — «Нет человека праведного на земле, — напомнила ему она, — который делал бы добро и не грешил бы [1] Екклезиаст, 20:7. — Здесь и далее примеч. перев. . Если говорим, что не имеем греха, — обманываем самих себя, и истины нет в нас» [2] Первое послание Иоанна, 1:8. .

Позже тем утром он потягивал у стойки кофе — в кафе рядом с офисом инвестиционного консультанта, изучая — впервые в жизни — деловую страничку утренней газеты, и тут подошла женщина средних лет и с улыбкой сообщила ему, что, прочитав в «Карновском» о том, как он шел к сексуальной свободе, она сама стала менее «зажатой». В банке в Рокфеллер-плаза, куда он зашел обналичить чек, длинноволосый охранник шепотом спросил его, можно ли потрогать пальто мистера Цукермана — хотел, вернувшись вечером домой, рассказать об этом жене. Когда он шел через парк, симпатично одетая молодая истсайдская мамаша, гулявшая с ребенком и собакой, преградила ему дорогу, сказав: «Вам не хватает любви, вам все время не хватает любви. Мне жаль вас». В зале периодики публичной библиотеки пожилой джентльмен постучал ему по плечу и с сильным акцентом — с таким говорил дедушка Цукермана — сообщил, что ему очень жаль его родителей. «Вы не всю свою жизнь описали, — сказал он с грустью. — В вашей жизни куда больше всего. Но вы это просто опустили. Чтобы свести счеты». И, наконец, дома — в холле его ожидал крупный веселый темнокожий мужчина из электрокомпании, чтобы снять показания счетчика. «Слушайте, так вы прямо все это вытворяли, что в книжке? Со всеми этими телками? Ну вы даете!» Показания счетчика снимает. А люди — они не показания счетчика снимают, они его книгу читают как его показания.

Читать дальше