Филип Рот - Цукерман освобожденный

— Еще последнее…

— Послушайте…

— Не беспокойтесь, — сказал Пеплер, — я не стану просить вас прочитать мою книгу. Я хоть и псих, — это признание он подчеркнул, легонько стукнув Цукермана в грудь, — но не окончательный. Никто не просит Эйнштейна проверить банковские выписки.

Лесть на писателя не подействовала.

— Мистер Пеплер, что вам от меня нужно?

— Я просто хотел узнать, как по-вашему, такой проект подойдет продюсеру вроде Марти Пате? Потому что его-то он и заинтересовал. Я не стал бы упоминать имена, ну да ладно — это он и есть. Меня не столько деньги беспокоят. Я не дам обвести себя вокруг пальца — и одного раза хватит, но пока что черт с ними, с деньгами. Меня другое волнует — могу ли я рассчитывать, что он честно расскажет о моей жизни, о том, через что я проходил в этой стране всю свою жизнь.

Издевательство, предательство, унижение — Цукерман ясно видел, через что Пеплеру пришлось пройти, безо всяких «размышлений».

Цукерман высматривал такси.

— Ничего не могу сказать.

— Но вы же знаете Пате!

— Никогда о нем не слышал.

— Марти Пате. Бродвейский продюсер.

— Не знаю такого.

— Но… — Он походил на какое-то крупное животное, которому на бойне стукнули по голове, оглушили, но не до конца. Вот-вот начнется агония. — Но… он вас знает. Он с вами знаком — через мисс О’Ши. Вы все вместе были в Ирландии. На ее день рождения.

Светские хроникеры назначили кинозвезду Сезару О’Ши и писателя Натана Цукермана «парой». На самом деле Цукерман видел ее не на экране, а в жизни один раз: ужинал с ней у Шевицев дней десять назад.

— Да, кстати, как поживает мисс О’Ши? Мне бы хотелось, — сказал Пеплер, и взгляд его стал вдруг мечтательным, — сказать ей, хотелось бы, чтобы вы сказали ей это от меня, что она настоящая леди. Мнение человека из публики. На мой взгляд, она единственная настоящая леди в нынешнем кинематографе. И что бы кто ни говорил, мисс О’Ши им не запятнать. Я серьезно.

— Я ей передам.

Самый простой вариант. Чтобы не углубляться.

— Во вторник лег поздно — она была в ночном шоу. «Божественное предназначение». Еще одно невероятное совпадение. Посмотрел передачу, а потом встретил вас. Я смотрел ее с отцом Пате. Помните папашу Марти? По Ирландии? Мистера Перльмуттера?

— Смутно.

Пусть уж так, лишь бы унять его: слишком он перевозбудился.

Сигналы светофора успели смениться уже несколько раз. Цукерман пошел наконец по переходу, Пеплер — за ним.

— Он живет с Пате, в их городском доме. Вы бы там много почерпнули — для описаний интерьеров, — сказал Пеплер. — На первом этаже офис. В холле сплошь фотографии с автографами. Видели бы вы, кто там. Виктор Гюго, Сара Бернар, Энрико Карузо. Марти их поставляет один дилер. Имена первого ряда — в огромном количестве. Люстра из чистого золота, портрет Наполеона маслом, бархатные шторы до полу. И это только в офисе. В холле — арфа, просто себе стоит. Мистер Перльмуттер говорит, Марти сам руководил оформлением интерьеров. По фотографиям Версаля. Весьма ценная коллекция вещей Наполеоновской эпохи. Даже стаканы с такой же, как у Наполеона, золотой каймой. Наверху, где, собственно, Марти живет-обитает, все самого современного дизайна. Красная кожа, приглушенный свет, черные как смоль стены. Растения как в оазисе. Видели бы вы ванную! Свежие цветы в ванной! Счет за цветы — тысяча в месяц. Унитазы в форме дельфинов, ручки везде позолоченные. А еда вся на заказ, даже соль и перец. Никто ничего не готовит. Никто не моет посуду. У него там кухня на миллион долларов, но ею никогда не пользуются — разве что налить воды, чтобы запить аспирин. На телефоне — прямой набор ресторана по соседству. Старик звонит, и в мгновение ока — шиш-кебаб. С пылу с жару. А знаете, кто там еще сейчас живет? Она, конечно, то приходит, то уходит, но именно она впустила меня в понедельник, когда я заявился туда с чемоданом. Показала мне мою комнату. Нашла мне полотенца. Гейл Гибралтар.

Это имя ничего Цукерману не говорило. Думал он только об одном: если так и будет продолжаться, Пеплер потащится за ним до самого дома, а если поймать такси, Пеплер залезет туда с ним.

— Не стоит из-за меня отклоняться от своего маршрута, — сказал Цукерман.

— Ничего страшного! Дом Пате на углу. Шестьдесят второй и Мэдисон. Мы почти соседи.

Откуда ему это известно?

— Вы такой дружелюбный человек, да? Я боялся просто подойти к вам. Сердце колотилось. Думал, у меня духу не хватит. Я читал в «Стар-леджере», что, когда поклонники стали вас слишком уж донимать, вы ездили в лимузине с опущенными шторками и с двумя громилами-телохранителями.