Любовь Руднева - Встречи и верность

В нем продолжало жить сочувствие к рано ушедшим из жизни товарищам, тревога за день нынешний и завтрашний, его совестливость не позволяла ничему настоящему уйти в забвение.

Были еще и еще встречи, более двухсот. Некоторые ошеломляли. Они подсказывали важные повороты судеб, ибо рассказы выстраивались так, что рождалось целостное повествование, но притом каждый жил как бы в отдельности.

Уже в Москве близко узнала и сдружилась с человеком цельным и чистым, сыном Ивана Плясункова, комбрига, погибшего в гражданскую войну совсем молодым. О нем и младшем Плясункове в книгу тоже вписались рассказы. Младший Плясунков одолел нелегкую сиротскую судьбу и стал одаренным преподавателем. Но к сожалению, неожиданно погиб в мирное время, подорвавшись на вражеской противопехотной мине, затаившейся в нашей земле.

Всего и не перескажешь, как сводили меня розыски с людьми примечательными, обладавшими надежной памятью и сильными душевными свойствами. Среди них особо значительным было общение с сестрами выдающегося комиссара Степана Батурина — участницей гражданской войны Клавдией и одной из создателей Пролеткульта Ларисой Батуриными.

Повстречала я и долгие годы общалась с бывшим членом Реввоенсовета 4-й армии Восточного фронта в годы гражданской войны Конкордией Комаровой. Она всегда готова была участвовать в розысках, в уточнении тех обстоятельств, без которых утрачивается достоверность не только документа, но и искусства.

Очень важные мотивы для некоторых новелл подсказали ранее неизвестные документы. Так, удалось мне разыскать подлинные чапаевские письма, анкеты, военные донесения и встретить его товарищей, которые одновременно с ним обучались в Военной академии Генерального штаба. Некоторые из них особо отличились в пору Великой Отечественной войны.

Многие из тех, с кем удалось не только повстречаться, но и сдружиться, сами оказались неповторными свидетелями событий, о которых мне довелось написать более четверти века назад в этой книге, изданной впервые в 1960 году. Рассказы не иллюстрация к их воспоминаниям, что-то они раскрывали, сводили воедино, обретая несколько иную протяженность, колорит. Возникали сложные вариации на темы, которые прорастали из самой давней, но вдруг и приблизившейся ко мне жгучей были…

Да, севастопольская дорога привела в совсем иные, казалось бы, края. Но я вновь вернулась на нее. Хождения по далеким Балакову, Пугачеву, Уральску, Сулаку завершились севастопольскими событиями. Впрочем, другие книги: «Коронный свидетель», «Память и надежда», «Моя бухта», «Сердце брата», «Странная земля», написанные позднее, тоже связались для меня с Великой Отечественной…

Очень многие факты, события очерчены тут впервые, но есть среди героев рассказов второго цикла и те, кто поселился на страницах этой книги как бы наново, хотя имена их уже появлялись в очерках таких талантливых журналистов, как Александр Хамадан и Лев Иш. Оба погибли в Севастополе, но мы обязаны им первыми портретами защитников Севастополя: генерала Петрова, пулеметчицы Нины Ониловой, снайпера Людмилы Павличенко. Но я-то должна была показать и встречи моих предшественников с этими героями, и главное — то, что доузнала, допоняла в пятидесятые годы, найдя и новые свидетельства и обретя более глубокое понимание случившегося. Именно оно и помогло более полно раскрыть суть и характер действий этих незабываемых людей, их психологию и особенности каждого. Так и сложились рассказы о Павличенко, об Ониловой. Мне даже посчастливилось найти участников митингов в Америке, на которых выступала Люда Павличенко в 1942 году, требуя от имени защитников Севастополя открытия второго фронта… Тема интернациональной дружбы наших людей проходит через всю книгу рассказов.

Уже в середине шестидесятых годов, пять лет спустя после выхода этой книги, удалось мне разыскать в Чехословакии хирурга из чапаевского медсанбата времен обороны Севастополя, доктора Пишел-Гаека. Чех по происхождению, он стал начальником госпиталя в Оломоуце, придя туда с советскими войсками освобождения. В ЧССР его труд врачевателя получил всенародное признание.

Мне довелось тогда рассказать в Оломоуце его коллегам об уникальных операциях Владимира Гаека в Инкерманских штольнях. По скромности он избегал говорить о себе. Я же упомянула об истории, которая получила широкую известность в нашей стране. Произошло вот что. Осмотрев тяжело раненного, Гаек шепотом приказал: немедленно вызвать в подземный госпиталь… сапера. «Сюда. В операционную. Он будет нам ассистировать».