Мэгги Робинсон: Любовь и верность

Лондон, Маунт-стрит

31 мая 1904 года

Мэри Ивенсон устала. Устала от дымчато-серых очков, прятавших ее ореховые глаза. Устала носить вызывающий зуд парик, который скрывал ее каштановые волосы. Устала от проблем, полными мешками прибывающих к ней всякий раз, когда почтальон звонил в дверь.

Но особенно она устала от своей тети Мим, которая и была настоящей Мэри Ивенсон и отказывалась уйти на покой.

Каждый день, когда Мэри запирала кабинеты агентства «Ивенсон эдженси» и с трудом поднималась по лестнице в расположенные наверху элегантные меблированные комнаты, ей приходилось сталкиваться с вопросами тети Мим и с подагрической ногой тети Мим. Именно подагрическая нога не давала жить им обеим. Мим управляла своим агентством по трудоустройству и человеческими жизнями с 1888 года, после удачной карьеры экономки герцога. Но вместо того чтобы после сорока лет успешной службы его семье отдыхать в красивом коттедже, подаренном ей герцогом на пятидесятипятилетие, Мим Ивенсон продала его, забрала свои сбережения и завела бизнес в Лондоне. Она знала, что нужно большим – и не очень большим – домам с точки зрения хорошей прислуги.

А еще ей было известно, что нужно легкомысленным светским девушкам, – у нее был опыт: она помогала выдавать замуж пять трудных дочерей герцога, так что Мим Ивенсон и сама не смогла бы сосчитать, сколько ночей провела, обсуждая причуды молодых джентльменов. Аккуратность, сообразительность и здравый смысл делали Мим Ивенсон незаменимым специалистом в области разрешения различных домашних катастроф.

Но однажды утром в 1900 году, как раз в то мгновение, когда наступило время объявить о начале нового тысячелетия, ее большой палец стало подергивать. А вскоре к нему присоединились и другие пальцы. И лодыжка тоже. Так что теперь она с большим трудом поднималась со стула, чтобы проковылять до окна и понаблюдать за движением на Маунт-стрит. Уже и речи не было о том, чтобы спуститься вниз к своему процветающему бизнесу и опросить лакеев или встретиться в своем личном кабинете с какой-нибудь мамочкой и обсудить с той, как ее дочь попала в скандальную историю с обнищавшим музыкантом, который настойчиво играл регтайм, вместо того чтобы исполнять Рихарда Штрауса.

Так что четыре года назад Мим пригласила к себе свою тезку-племянницу Мэри, чтобы разделить с ней дом и обучить ее всем тонкостям управления агентством «Ивенсон эдженси». Мэри была старой девой – как и сама Мим, а словечко «миссис» стало почетным обращением к ней как к герцогской экономке, когда она дослужилась до своего поста.

Для Мэри трудно было придумать что-то лучшее: ее родители умерли, а ее брат женился и занимался своей бакалейной лавкой. Впереди у нее было унылое будущее, в котором она ведет кассовый журнал или бесплатно нянчится со своими ужасными маленькими племянниками.

Мэри была разумной молодой женщиной и возлагала большие надежды на жизнь в Лондоне, в которой в ее постели не будет лягушек, а дома ей не придется терпеть бесконечной болтовни властной невестки. На работе она не будет скучать по аромату перезревшей дыни или сомнительной колбасы, и она без сожалений повесит на крючок свой фартук без единого пятнышка.

И лишь когда Мэри прибыла в город, план Мим стал казаться ей не таким уж чудесным. Мим тешила себя надеждой, что в один прекрасный день ее нога каким-то волшебным образом уменьшится в размерах и она сможет вернуться к своему массивному столу из красного дерева в угловом кабинете. И тот факт, что ей было уже за семьдесят, не мог поколебать ее уверенности в том, что компания не может работать без нее и ее хваленой мудрости. Для Мим было крайне важно по-прежнему оказывать прибыльные услуги и не менее важно, чтобы ее клиенты доверяли человеку, оказывающему эти услуги, как они делали всю эту дюжину лет.

А молодая Мэри не выглядела слишком умудренной опытом. Да, у нее широкий лоб и проницательные ореховые глаза, но ее волосы были рыжеватыми, а многие люди считают, что рыжеволосые неуравновешенны. К тому же Мэри была невысока, но хотя тетя Мим была с нею одного роста, нехватка дюймов никогда не мешала ей становиться устрашающей, если ситуация того требовала. Так что если агентству суждено было продолжать работу и процветать, то без маскировки было не обойтись. Поэтому на Мэри и нацепили парик с очками – лишь временно, убеждала ее Мим, до тех пор, пока она снова не встанет на ноги, так сказать. Никто на нее и не взглянет – престарелых женщин в больших черных шляпах кругом хоть пруд пруди; в своей древней вездесущности они кажутся почти невидимыми, так что Мэри могла не опасаться разоблачения.