Любовь Руднева - Встречи и верность

«Я искал тебя, думал, ты уже вылетел в Севастополь, но ты еще очень нужен тут, чапаевец!»

Дымка быстро повернулся к нему, и я понял, что он связан с офицером не только узами долга.

«Что ж! И моя Словакия не бедна!» — хотел я сказать Дымке, но это было б вовсе неуместно, да, кроме того, я испытывал робость перед молодым командиром, который пытливо смотрел на меня, чуть сдвинув свои густые брови.

«Вот, Людовит, встретил старого товарища, с ним провел несколько месяцев там, внизу, когда еще не зажила моя нога».

Я поразился: значит, Дымка работал, бродил с нами по горам, тренируя свою больную, израненную ногу, и ни разу виду не подавал, каково ему терпеть боль…

Кукорелли, а это был он, пожал мне руку и улыбнулся: «Старый товарищ, тебе лет пятнадцать? Вовремя начинаешь жить. День проведешь у нас, — сказал он, принимая у меня пакет, — а вечером выберешься из лагеря, тебя проводят в долину. К тому времени мы подготовим материалы, ты передашь их своему командиру. Только прежде всего ты должен был вручить пакет», — добавил он строго.

Он увел с собой Дымку, а я остался ждать. Дымка вернулся быстро, мы углубились в лес и неожиданно для меня попали на маленькую, заросшую цветами поляну. У нее был такой мирный вид.

«Тут у меня рабочий кабинет, видишь, как удобно оборудован».

И верно: навес из ветвей, сваленное дерево, а перед ним большой, ровно срезанный пень.

Дымка бросил плащ-палатку на траву:

«Отдыхай, Томаш! — Он положил передо мной кусок хлеба с салом. — Это тебе до обеда. Управишься, расскажешь, привык ли ты к партизанской жизни. Ведь трудная она, мальчик? С кем дружишь?»

Я рассказывал долго, но не признался, как гнала меня в горы тоска и везде я ожидал только встречи с ним, с Дымкой.

«А теперь поспи, тебе ночью в путь».

Он вынул из планшета бумагу и карандаш, принялся писать, а я, съев хлеб с салом, решил, что полежу и насмотрюсь вдоволь на Дымку, но тут же заснул — ночной переход был нелегким, и меня разморило.

Когда открыл глаза, увидел: Дымка уже не писал, он держал в руках ромашку и, обрывая лепестки, тихо приговаривал:

«Помнит, не помнит, ждет иль не ждет. Помнит, не помнит. — Он говорил по-русски, совсем тихо: — Помнит, не помнит…»

Но я ведь понимал и это. Он смотрел на маленький цветок с надеждой и нежностью.

Мне стало неловко за себя, и я крепко зажмурился.

«Наверное, — думал я, — освобождение Севастополя — высвобождение из плена всех чувств Дымки, два года он жил, стиснув зубы…»

Вечером я уходил, на прощание Дымка сунул мне небольшой томик:

«Под переплетом найдешь море. Я же помню твою шхуну. Большого плавания, кораблестроитель Томаш. Ты ведь знаешь чешский. Ты рассказал мне сегодня, как директор гимназии науськивал вас на чехов. Волькер был чехом и коммунистом, он написал о человеческом море. Директор хотел заразить вас самой страшной болезнью, иногда она влезает в человека незаметно, но подобна проказе — ее разнесли по всему свету фашисты. Ее жертвой пал мой друг — полковник Фрол. С этой болезнью придется разделываться долго. Загляни в море Волькера, оно смоет любую скверну».

В темноте я не мог разглядеть заголовка книги, но увидел большие белые поля, — значит, стихи. В горах это был щедрый подарок.

Много дней прошло с той встречи, партизанская война захлестнула Словакию, я уже ничего не боялся, меня только беспокоила судьба Дымки: не ранен ли, не убит? Я носил в себе «Море» Волькера, и моим девизом стало: «Будь вечно в бою, никогда после боя!»

Наверное, потому мне, немудрящему мальчишке, удалось найти доступ к ребятам из казарм Первой словацкой дивизии. Им осточертела подневольная жизнь, и, наведываясь к землякам, я приносил с собой листовки, будоражившие их головы.

«Махнем в горы, к партизанам?» — простодушно предлагал я.

Сперва солдаты отшучивались, потом призадумались, но, наслышанные о подвигах бригады Чапаева, в которую входил теперь и мой отряд, однажды решились.

В тот день я принес им за пазухой чапаевскую листовку. Она мне очень нравилась — казалось, слышу голос Дымки:

«В этот решающий момент и вы должны решиться на активное содружество против немецких поработителей, врагов нашей страны. Присоединяйтесь к нашему войску, которое воюет на стороне русских. За несколько минут вы можете прийти к нам и… доказать, что хотите защищать свободу»…

Ночью я вел солдат к лесной сторожке, все дальше и дальше от их покорной жизни, к словацким чапаевцам. Нас должен был встретить представитель штаба Кукорелли.