Бурхан Сёнмез - Стамбул Стамбул

Я повторил последнюю фразу: «Нет, потом я снял сапоги!» – и, зажав рот рукой, сдавленно рассмеялся. Доктор и дядя Кюхейлан тоже смеялись, их плечи ходили вверх-вниз. Слышно ничего при этом не было, но стена, к которой мы прислонились, дрожала. Мы походили на детей, которые, нашалив, прячутся там, где их не увидят взрослые, и тихонько смеются. Наши глаза светились весельем. Один из способов получше узнать человека – выяснить, над чем он смеется. С парикмахером Камо мы знакомились, выясняя, над чем ему смеяться не хочется. Лицо его оставалось угрюмым, взгляд – совершенно равнодушным. Ему не было дела до того, над чем мы так долго хохочем.

Немного успокоившись, я выдавил из себя:

– Что-то уж больно много мы веселимся, как бы не случилось с нами чего плохого.

– Плохого? – отозвался Доктор. – Что же плохого может с нами здесь случиться?

И мы снова рассмеялись. Смеющийся человек, так же как и пьяный, забывает о будущем, не печалится о жизни. И время, когда смеешься, останавливается, как от боли. Прошлое и будущее стираются, и остается лишь бесконечность, имя которой – мгновение. Устав смеяться, мы замолкли. Вытерли выступившие на глазах слезы.

– Эту историю я слышал, – сообщил дядя Кюхейлан, – но в ней не было солдата из Стамбула – события происходили в России.

Вместо меня ответил Доктор:

– Здесь любая история цепляется за Стамбул.

– То есть вы, рассказывая хорошо известные истории, меняете их по своему произволу?

– Разве твой отец не поступал так же, дядя Кюхейлан? Разве он не отправлял стамбульских моряков в погоню за белым китом, разве не приводил в Стамбул охотников из истории про волка?

И между Доктором и дядей Кюхейланом завязалась беседа о военных, моряках и охотниках, а потом – о рыбацкой деревушке в Кумкапы, которую сровняли с землей при строительстве шоссе вдоль моря; о багрянниках, которых все меньше становится на босфорских берегах; о построенной четыре века назад великим архитектором Синаном мечети Ильясзаде, которую снесли, чтобы построить автозаправочную станцию; о том, что самый близкий к Стамбулу остров тысячу лет назад во время землетрясения погрузился в морскую пучину, словно Атлантида… Может быть, сам Стамбул тоже остров?

В глазах Доктора Стамбул действительно был островом, с каждым днем все больше раздающимся вширь от пороков, которые однажды приведут его к катастрофе. Пороки здесь не пребывают в неизменном виде, а все время меняются. Поэтому город невозможно познать раз и навсегда, его нужно познавать каждый день заново. Его тайна подстегивает стремление к переменам, разжигает желание быстрее достичь будущего. В результате настоящее становится неопределенным, а вместе с ним размывается и сама реальность, уступая место символам. Место гор занимают дома, место равнин – балконы с цветочными горшками. А любовь превращается в ненасытное, вечно ищущее новой пищи, волосатое, влажное животное.

Дядя Кюхейлан возражал Доктору, утверждая, что символы реальнее, чем сама реальность. В этом мире, куда человек попадает не по своей воле, он должен просто существовать, а не постигать свое существование. Гора без нас все равно остается горой, дерево – деревом. Но разве таков город? Разве таковы сталь, электричество, телефон? Человек, создающий из звуков музыку, а из цифр – математику, вместе с городом творит новую вселенную; отдаляется от природы внешней и приближается к своей собственной; верит не в холмы, а в бесконечные ряды крыш, не в реки, а в многолюдные проспекты, не в звезды, а в сияющие повсюду электрические огни.

А во что верил я – в звезды или в городские огни?

Месяц назад, скрываясь под чужим кровом в Хисарустю, я смотрел в окно и думал как раз об этом – пытался понять, где кончаются звезды и где начинаются городские огни. Оторвавшись от книги, смотрел на Млечный Путь, мечтал, а потом начинал сомневаться, что мерцающие точки, которые я вижу, это он и есть.

Первые несколько дней я жил в том доме не один, рядом была Ясемин. Ее настоящего имени я не знал, да и сам для нее был Юсуфом. Мы встретились с ней близ площади Таксим, в парке Гези, узнали друг друга по условным знакам: вокруг ее шеи был повязан зеленый платок, а я держал в руке спортивный журнал. Она выглядела старше меня лет на пять-шесть.

– Юсуф, – сказала Ясемин, когда мы добрались до дома, – нам предстоит провести здесь несколько дней. Соседи меня знают. Если будут спрашивать, скажем, что ты мой брат. Но все-таки лучше старайся не попадаться никому на глаза.