Борис Зубавин - От рассвета до полудня [повести и рассказы]

Вот каковы были взаимоотношения католического священника Беляускаса и члена Литовской компартии атеиста Шпака к моменту беседы последнего с капитаном Андзюлисом. Если добавить для ясности, что по ходатайству Т. Ф. Шпака и летчика Юры, которого к концу войны удостоили звания Героя Советского Союза, священник Беляускас вскоре был награжден орденом Отечественной войны второй степени за спасение советских офицера и партизана, то взаимоотношения эти приобретут еще большую определенность и законченность.

— Так почему же не успеют? — спросил Андзюлис, поудобнее усаживаясь в кресле и кладя ногу на ногу. — Что значит — не успеют?

Терентий Федорович тоже пошевелился, тоже поудобнее, как ему казалось, растянулся на полу, улегся даже несколько на бочок и после этого загадочно молвил:

— Потому что цель оправдывает средства.

— Хорошо, — сказал капитан Андзюлис. — Мы будем немножко ждать.

— Так точно, — подтвердил лейтенант Шпак. — Совсем немножко.

— Но я не только за этим пригласил вас сюда, — продолжал капитан. — Завтра утром к нам прибудет пограничная мангруппа для прочески Жувантийского урочища. С одним из взводов должен пойти кто-то из ваших людей. Кого вы пошлете?

— Я пойду сам.

— Нет, вы не пойдете. У вас болит нога. Я прошу не возражать.

— Слушаюсь, — смутился лейтенант. — Только по правилам надо бы мне идти. В том урочище, по моим данным, и базируются все остатки наших волостных бандитов.

— Я вторично прошу вас, товарищ лейтенант, не возражать, — твердо и сухо на этот раз сказал Андзюлис. — От вас можно будет назначить младшего лейтенанта Владяниса. Если вы не возражаете против этой кандидатуры, то у меня к вам больше нет вопросов.

Терентий Федорович догадался, что аудиенция закончилась, и легко, даже не охнув, встал на ноги следом за Андзюлисом.

— Разрешите быть свободным?

— Пожалуйста, Терентий Федорович, — ответил капитан и, пожимая его руку, добавил: — Я надеюсь, в данном случае вы проявите максимум благоразумия.

Терентий Федорович лишь неопределенно гмыкнул в ответ, подумав при этом: "Ну то еще бабушка надвое сказала".

Вот так они и расстались, еще не ведая, что ждет их впереди.

Обратный путь начался опять с того, что, когда Терентий Федорович ступил на подножку таратайки, она чуть не опрокинулась на него и оглобля задралась черт знает куда, выше кобыльей головы. Но потом таратайка выровнялась, только просела, словно грузчик под десятипудовым мешком, и капитан Андзюлис услышал в распахнутое окно, как затрепыхались ее крылья, задребезжали какие-то железки и загремели кованые колеса, удаляясь по булыжнику все так же пустынной, полуденно жаркой городской площади.

Выехав за город, Терентий Федорович расстегнул ворот гимнастерки, стянул с левой ноги сапог и облегченно вздохнул.

А вздохнув, принялся размышлять.

"Стало быть, так, — рассуждал он. — Капитану Андзюлису известно, как мы с ксендзом пили самогонку под ивой, как он свалился в пруд, как я его вытаскивал оттуда и как мы с ним пели "Катюшу". Еще капитану известно, что я был в алтаре костела и дожидался там, пока Беляускас бормотал прихожанам свою проповедь. Все это Андзюлису известно от тех самых прихожан, что слушали тогда его разглагольствования. Допустим, что это так. Но откуда все это стало известно прихожанам? Да известно ли? Не написано ли это письмо от имени прихожан лишь одним лицом, которое очень заинтересовано в моей дискредитации? Если письмо написало одно лицо, то это — он. Он постарался опередить меня, чтобы в результате его доноса меня поскорее убрали из волости и, может, даже, как сказал капитан, исключили из партии. Та-ак…"

Терентий Федорович разволновался, вытащил из кармана носовой платок и вытер вспотевшее от расстройства лицо. Такого крутого оборота дела он не ожидал. Не сумел предугадать, что враг постарается опередить его. Ему казалось, что никто не заинтересуется, зачем на самом деле зачастил он в гости к своему спасителю, что они вдвоем делают, о чем говорят.

Но, выходит, кому-то все это было очень интересно. Кто-то следил за ними и, стало быть, подслушивал. А если подслушивал, то, конечно, обратил внимание, что Терентий Федорович неоднократно, после второй-третьей чарки, как бы между прочим, заводил разговор про семинариста, который вот уже второй месяц прислуживает ксендзу в костеле. Семинарист этот направлен к Беляускасу на практику, что свидетельствуют и документы от высшего духовенства. Терентий Федорович видел эти документы, все было как будто в полном порядке, по чуяло сердце бывшего партизанского разведчика, будто неладно что-то с этим семинаристом. И ходил Шпак вокруг да около, приглядывался, присматривался к этому скромному, смиренному, молчаливому и старательному малому.