Из-за угла, прижимаясь к стене, скользнули две фигуры в комбинезонах.
— Тихо. Здесь немцы. Какое при вас оружие?
— Пистолеты.
— Вашими пистолетами здесь только сахар колоть. Вот вам по гранате. Сейчас будем брать этот дом. Задача ваша: когда я закричу "ура!" и начну стрелять из автомата, вам надо бросить в окна гранаты и тоже кричать "ура!" и стрелять из пистолетов. Я врываюсь в дом, вы за мной следом. Ясно?
Лейтенант, опять уже знающий, что делает именно то, что надо делать ему сейчас, сунул гранаты в протянутые руки танкистов и пробежал, согнувшись, к подъезду. Он вскинул автомат и, строча из него прямо перед собой, истошно закричав и услышав, как рванули в комнатах гранаты, ворвался в дом.
16
Вдоль стены с поднятыми руками, побросав оружие, стояло четверо немцев. Разъяренный лейтенант увидел их при свете мерцающей за окнами ракеты, мгновенно сосчитал и перестал стрелять. Потом, пока не погас бледный свет в доме, он увидел пятого, скорчившегося на полу, обнявшего руками живот, увидел вбежавших с пистолетами в руках и вставших рядом с ним танкистов и сержанта Егорова, вылезшего из подвала с ведром воды.
— Сержант Егоров, — сказал лейтенант Ревуцкий. — Обыщите пленных. Заберите их наверх.
— Шнель, шнель, — скомандовал сержант.
Вслед за немцами и сержантом ушли наверх танкисты. Замыкавшим был лейтенант. Но не успел он ступить на лестничную площадку, как сзади раздался голос:
— Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант…
— Кто? — обернувшись и вскинув автомат, зло и бесстрашно крикнул Василий Павлович.
— То я, Скляренко. Чи вы не узнали меня?
— Ты? — радостно вскричал лейтенант.
— Та я ж, — отвечал солдат, выбираясь из подвала. — Людей до вас привел.
17
Не прошло десяти минут, а в "уголке" все изменилось. Дом уже был полон выбравшимися вслед за неутомимым Скляренко людьми. Уже попискивала рация, с кем-то переговаривался телефонист и кто-то другой, не Ревуцкий, свежим, бодрым голосом отдавал распоряжения.
Потом этот другой подошел к Ревуцкому:
— Старший лейтенант Осипов. Трудно пришлось?
— Ничего. Живы будем — не помрем, — сдержанно ответил Василий Павлович.
— Считайте, что объект я у вас принял. А это кто?.
— Танкисты из подбитого танка.
— А это?
— Пленные.
— И пленные?
— А вы как думали?
— Ну-ну! — восхищенно сказал старший лейтенант. — Но они же мне здесь обуза.
— А вы их в подвал посадите. У вас народу вон сколько. Часового — и в подвал.
— Придется. Уходишь?
— Что же мне теперь? Мы свое сделали.
— Валяй отдыхай. — И они пожали друг другу руки.
18
Скоро, миновав подвал и несколько закоулков, три пехотинца и два танкиста выбрались в безопасное место и присели передохнуть. Начинало светать.
— Ну, силен ты, лейтенант, командовать, — сказал один из танкистов, закуривая.
Василин Павлович лишь пожал плечами в ответ.
— Я бы тебе за такую отчаянную храбрость орден Отечественной войны первой степени, не меньше, выложил. Молодец дома брать.
— Наградят, — сказал Егоров.
— А так некому награждать! — ввязался в разговор всезнающий Скляренко. — Командира роты нема, и комбата тоже.
— Почему? — спросил лейтенант.
— Товарища комроты увезли с воспалением легких, а комбата убило.
Василий Павлович живо представил себе хриплый, надсадный голос ротного, усталое, озабоченное лицо комбата, как он пошутил, сказав про Василия Павловича: "Ах, какой отчаянный, бравый офицер". Представил все это, и ему до боли стало жаль чего-то утерянного, навсегда утраченного им в этот день и в то же время радостно и счастливо оттого, что остался жив-здоров и теперь вот вышел из боя и будет, наверное, несколько дней отдыхать.
— А нас сменила свежая бригада. Сейчас на последний штурм пойдут, — говорил Скляренко.
— Товарищ капитан, — сказал один танкист другому, — а ты бы реляцию на лейтенанта написал, раз такое дело, командующему бы подали.
— А что? — сказал тот, которого назвали капитаном. — Ты только напомни мне.
Василий Павлович в смущении покосился на него.
— Я одного не пойму, — сказал сержант Егоров. — Откуда у нас взялись пленные? Только, кажется, спустился в подвал, нашел воду, зачерпнул, как вдруг — стрельба. Выскакиваю, а в доме уже пленные стоят.
— Ладно, покурили — и подъем, — сказал лейтенант, оправясь от смущения. — Подъем — и в путь. Так, товарищ капитан? Вы уж меня извините, если что было не так с моей стороны. Служба.
Читать дальше