Леонид Огневский - На другой день

И как же удивился Павел Иванович, вернувшись домой уже поздно, в одиннадцатом часу, и не застав дочери дома. Комсомольское собрание тянуться так долго не могло. В спортивной секции задержалась? Но ведь знает — завтра экзамены… Дружинин начал уже беспокоиться, не случилось ли что-нибудь с дочерью, — в замке входной двери заскрежетал ключ.

Наташа вошла немного растерянная, но радостная. Смущенно обтирала платком зазелененный рукав пестрого платьишка, а из васильковых материных глаз так и била юная, весенняя радость.

— Я, папа, была… я была, — проговорила она, запинаясь, — на консультации…

— В школе?

— Сперва в школе, на консультации, потом пошла с подружками за цветами для школы. Нам сказали: "Перед экзаменами хорошенечко отдохнуть".

— И Люба с тобой была?

— И Люба. Ну, и были еще из мужской школы…

— Ладно, иди покушай — ужин стоит на кухне — и ложись спать.

Наташа быстро повернулась на каблучках, довольная, что все легко обошлось. Павел Иванович прилег на диван, погладил ноющее колено. Вот и предостерегай от каких-то случайностей чужую девочку и ее отца, своя дочь, может быть, не менее нуждается в предостережении. То, что Наташа пережила в этот день минуты особенного, трепетного волнения, для него было ясно без слов. Все сказали её глаза. Но не допрашивать же было девчонку — завтра первый экзамен! А произошло, наверное, так: расторопный вихрастый паренек ломал ветки багульника и передавал их подружке; у нее уже целая ноша, а он без устали ломает, он готов обежать весь лес, обломать все до последнего кустика… Домой нести цветы побоялась — вещественное доказательство, но раз отец спрашивает, где была, пришлось рассказать… Ах, Наташа, и для тебя начинается пора междометий и радужных грез!

Случилось почти так, как предполагал Дружинин…

Наташа зарылась головой в подушки, а перед глазами все горел розовым пламенем багульник, а в ушах слышался монотонный шум леса и мягкий, ласковый голос Феди Абросимова: "Ты не сердись, Наташа. Я думал, ты посчитаешь меня за простофилю, поэтому…" "Просто Филя", — тихо засмеялась она, кутаясь в одеяло: спать, спать, спать!

Но сон, как нарочно, не приходил. Он хороший мальчишка, Федя, не зазнайка, не грубиян, только зачем он покраснел и заставил смутиться ее?.. Они знали друг друга с прошлой осени, когда Люба познакомила их на выставке моделей планеров; зимой вместе участвовали в соревнованиях городских школ по конькам, вообще часто виделись на катке; под Первое мая с группой товарищей Федя приходил в Наташину школу на праздничный вечер, они даже станцевали вальс.

Тогда, на веселом вечере, Федя рассказал, что он в юннатском кружке, у них выросло лимонное дерево и созрели плоды, по кулаку каждый.

— Ты, наверное, будешь биологом, Федя, — сказала Наташа.

— Почему? — возразил он. — Просто мне нравится, когда что-нибудь зеленеет и поспевает. После школы я пойду в горный.

— Так чего же ты возишься с лимонами и планерами, горняк?

— Ну, должен все знать, чтобы сделаться настоящим.

"Смешной! — подумала Наташа. Но тут же опровергла себя: — Ничего смешного, просто он сознательный комсомолец".

На этот раз, за городом, Федя оказался еще смельчаком и… и — Наташа боялась назвать то, что узнала в нем, кроме смелости… Под лучами клонившегося к горизонту солнца серебрилась чешуйчатая поверхность реки; в половодье река заливала луга, теперь на гладкой равнине поблескивали стекла и стеклышки лужиц и озерушек, над ними с пронзительным криком и дробным щебетом носились птицы. Пахло сыростью, прелью и смолевым дымком — его приносил ветер из темневшего поодаль леса. На лугах пробивались перышки молодой зеленой травы. А цветов не было.

И вдруг кто-то из девчат закричал:

— Подснежники!

И правда: совсем близко, на косогорчике, за неширокой протокой выбился светло-зеленый кустик. Набухшие бутоны подснежников кулачками торчали вверх, один, раскрывшийся, чуть склонился набок и красовался на солнце золотистыми лепестками.

Федя Абросимов быстро скинул ботинки, закрутил до колен гачи сереньких брюк и первым забрел в воду. Другие ребята, убедившись, что глубоко, сразу повернули назад, Федя продолжал идти. Подхватив медленно плывшую жердинку, он оперся на нее и легко перемахнул через глубь. И вот золотистый цветок на толстом мохнатом стебельке уже в руках Феди!

С этим цветком, весь обрызганный, с прилипшими ко лбу мокрыми волосами, он и подошел минуту спустя к девочкам, протянул Наташе Дружининой свой трофей. Та взяла цветок, но чуть не выронила из рук, потому что стоявшая рядом Люба вдруг прыснула и нырнула в толпу, а Федя покраснел, лицо его так и горело, даже волосы, казалось, вот-вот подсохнут и вспыхнут.