Леонид Огневский - На другой день

Дмитрий Петрович был уверен: он любим и любит. Он встретил, нашел то, что хотел, даже более: молодую женщину по летам и девушку по нерастраченным чувствам. Когда вечером под тем же платаном он говорил о своей радости Клаве, она понимающе жала его руку, потом заплакала.

— Кла-ава! — с укором протянул Перевалов. — Неужели ты не веришь моим словам, я говорю тебе… Я верю.

— Почему же слезы?

— Я так… — Клава припала головой к его груди и затихла. Вот так бы и сидеть рядом всю ночь. Что для нее прежняя жизнь, что Горкин? Зачем ей теперь и этот курорт, ей нечего больше лечить; с Димой она готова пойти хоть на край света.

Людмила на курорте избегала случайных встреч, не заводила знакомств. Не потому, что знакомства и встречи претили ей, что две неприятных истории — с Вадимом и Подольским — вернули ее к прежнему: "отречься, вытравить из себя все, все", — нет. На курорте она смутно, но почувствовала (не случайно заметил Дмитрий Петрович), что счастье у нее есть, только не здесь, оно ждет ее в другом месте. И Людмила была и выглядела спокойной, почти счастливой. Лишь на день или два ее вывел из обычного состояния уравновешенности один странный курортник.

Это был седовласый старик с холеной бородкой; в столовой ли в ожидании обеда, на берегу ли моря, наслаждаясь свежестью ветерка, он сидел с закрытыми глазами, его крупные глазные яблоки в провалах орбит были затянуты дряблой зеленоватой кожей. Однажды Людмила посидела с ним на скамье под каштаном, и он стал садиться на то место каждый день, немой, безочий, с тонкой книжкой в коричневых корочках, которая лежала у него на коленях.

Обеды и ужины для всего санатория стали подавать под брезентовый тент рядом со зданием столовой. Выпал случай, Людмиле пришлось сесть за один стол с загадочным стариком. Ветерок перелистывал его книжку, все ту же, томик стихов. Людмила пробежала глазами по столбику стихотворения и ничего не поняла, лишь почувствовала хлынувшую со страниц, от желтоватой грубой бумаги тяжелую бунтующую тоску. И вдруг вспомнила — это же Уолт Уитмен, она читала мятежного американца, только давно.

А старик будто проснулся: скрипнул стулом и мягко, ласково проговорил: "Могу дать прочесть. Даже подарю, обаятельная особа". Людмила смущенно отказывалась, мол, зачем же, не следует, но обладатель книжки уже писал что-то на титульном листе, написал и сунул жиденький томик в Людмилину раскрытую сумку. Как раз подали ужин, все за столом принялись за еду.

И только в палате, ложась спать, Людмила вспомнила о подарке. Достала томик Уитмена из сумки, отвернула корочку и с ужасом прочитала написанные шариковой ручкой слова: "Молодой и цветущей. Уходящий во тьму". Долго после этого не могла заснуть. Утром первой мыслью было — не попасться на глаза старику, хотя он и с закрытыми глазами, а видит. Но старика не было, он куда-то исчез. Весь день Людмила ходила, преследуемая ощущением жути. Вечером нарочно оставила подаренную книжку в санаторской библиотеке. Только после этого неприятное впечатление и изгладилось мало-помалу, курортная жизнь опять вошла в свою колею: восхищение пальмами и цветущими глициниями, пляж, смех и шутки с Фаиной Марковной и не отходившим от нее Михаилом Иннокентьевичем.

Людмиле очень нравились взаимно искренние, чистые отношения Абросимовых. Вот это любовь! Вот такая она действительно помогает жить!

Клаве Горкиной Людмила сочувствовала: без любви, без радости живет со своим изобретателем Клава. Оттого и худоба и апатия. "Ты рассейся немного, — однажды посоветовала Людмила подруге. — Говорят, помогает в таких случаях легкий флирт"… Сказала и вскоре забыла, уверенная, что Клава не придаст значения ее словам. "Пусть немного рассеется с посторонним", — подумала она и в тот день, когда купалась в море и видела, как к сидевшей Клаве подошел атлетического сложения мужчина с позолоченными южным солнцем светлыми волосами. И на этот раз она была уверена: ничего с подругой не приключится. Но когда Клава стала пропадать по вечерам, а однажды скинула рябенькое платье, нарядилась в оранжевую блузку, вся расцвела, Людмила не могла не насторожиться: "Тут, пожалуй, флирт, и не легкий".

То, что произошло накануне отъезда с курорта, ее ошарашило. Искупались, может быть, последний раз и сидели на песчаном берегу, обсыхали, Клава вдруг, привстав на колени, сказала:

— А мы решили пожениться.

— Да-да, — тотчас подтвердил Дмитрий Петрович, взяв ее за руку. Он заявил, что прекращает свой отдых и едет со всеми в Красногорск, забирает там Клаву с ребенком и везет к себе на Урал.