Регина Эзера - Их было три

— Как же ты пойдёшь ночью, Алфред? Куда?

— Не всё равно тебе — куда? Лишь бы ушёл.

— Тебя никто не гонит… — проговорила Илма, не зная, что сказать.

— Ты думаешь, что мне обязательно нужно дожидаться, пока выгонят? — отозвался Фредис, запихивая в чемодан сваленное кучей бельё и пытаясь закрыть его.

Илма замялась.

— Мог бы остаться хотя бы до этой… как её — до свадьбы.

— Никакой свадьбы мы устраивать не будем. Сходим в сельсовет, и всё. Женились бы мы лет тридцать назад, тогда бы другое дело. А теперь чего уж… старики…

— Смотри, какая судьба! Женишься на той самой Гриете через столько лет. И всё равно никакого богатства не будет ни у тебя, ни у неё. Как и тогда. Если уж она со своим покойным мужем не нажила ничего, так с тобой тем более…

— Маргриета вырастила троих детей. Это лучше, чем богатство.

— Да, конечно, — уступчиво сказала Илма, не желая продолжать бесполезный спор. — Но ты всё же мог бы остаться хоть до утра. Дала бы какой кусок сала с собой. Как же ты пойдёшь с пустыми руками, как нищий?

— Вот где моё приданое, — Фредис стукнул ногой маленький потёртый чемодан, только что уложенный и закрытый. Чемодан перевернулся даже от такого лёгкого толчка. Расшатанный замок не выдержал, и на пол вывалилось всё богатство — дешёвый помятый костюм, несколько пар голубого фланелевого белья, скатанные в комок носки, две клетчатые сорочки, летняя кепка. Всё.

Фредис наклонился, чтобы собрать своё имущество.

— Ну хоть расстанемся по-хорошему… — опять начала Илма.

— У меня где-то были старые головки от сапог, — деловым тоном перебил её Фредис, — никак не могу найти.

— На чердаке они, только теперь там темно.

Фредис махнул рукой.

— Пусть остаются. Тебе на память.

— Алфред!

— Что тебе ещё?

— Если ты находишь, что тебе ещё что-нибудь причитается… — она замялась, покраснела и замолчала.

— Что соловьём заливаешься! Мне твоя скотина не нужна.

— Да разве я о том? — уклонилась Илма, ещё больше покраснев.

Фредис, склонив голову, смотрел на неё с лёгким сожалением. Потом надел тот же поношенный полушубок, в котором ежедневно ездил на ферму, надвинул на голову треух, взял чемоданчик и направился к двери. Илма медленно следовала за ним. Фредис никому не протянул руки. Только пройдя через кухню, крикнул:

— Прощайте все!

И, не дожидаясь ответа, ушёл. Ушёл на ветер, в темень, так же, как тогда, осенью, отправляясь в колхозный клуб. Только теперь он нёс маленький обшарпанный чемоданчик со всем своим имуществом.

В кухне ярко горела лампа. И если Фредис оглянулся на перекрёстке, как обещал, он увидел одно освещённое окно Межакактов.

Илма долго не произносила ни слова. Наконец, подняв голову, пристально взглянула на Лиену, потом на Гундегу и тихо сказала:

— Теперь мы остались втроём. Только втроём…

Им вдруг показалось, что во дворе опять раздались шаги Фредиса, но, прислушавшись, они убедились, что это шумит дождь. Вначале стекло как бы ощупывали несмелые маленькие пальчики, потом они начали нетерпеливо барабанить, требуя впустить их. Дождь рыхлил снег, он хотел в одну ночь прогнать зиму.

Илма поднялась и закрыла дверь на щеколду.

— Что вы обе точно воды в рот набрали! — вдруг закричала она. — Я не выношу такой тишины!

Войдя к себе в комнату, она включила приёмник. Зазвучал марш. Илма повернула рычаг на полную мощность и оставила дверь открытой. От оглушительной музыки чуть ли не лопались барабанные перепонки, но, как ни странно, тишина не рассеялась. Тишина как бы притаилась и продолжала жить среди этих звуков.

Уход Фредиса действительно был большой неожиданностью, особенно сейчас, когда Лиена ещё не совсем оправилась после болезни. Гундеге с Илмой предстояло теперь не только управляться с домашними делами, кормить скотину и убирать за ней, но и колоть дрова, приносить воду — словом, заниматься всем тем, чем обычно по вечерам занимался Фредис.

Гундега и не догадывалась, какую длинную ночь, полную раздумий и сомнений, провела Илма и как нелегко было ей утром сказать:

— Видишь, Гунит, прошло уже довольно много времени с тех пор, как Матисоне предлагала тебе работать на ферме. Может быть, там уже не нужна свинарка…

При этом Илма избегала смотреть на Гундегу. Ещё месяц назад, да какой там месяц! — неделю, два дня, ещё вчера утром ей бы и в голову не пришло решиться на такое. К Гундеге, казалось, тянулись сотни рук, посягая на неё, намереваясь отнять её у Илмы. Она оберегала девушку от всех и от всего. И сейчас у Илмы было такое ощущение, что она толкает Гундегу навстречу этим многочисленным ненавистным рукам.