Регина Эзера - Их было три

«Я ведь это предвидела и предчувствовала! Поэтому я не хотела, чтобы Дагмара сюда приезжала…»

Но вслух она не сказала ничего. Подошла к Гундеге, будто собираясь обнять её, но не решилась. Видно, удерживала боязнь, что её оттолкнут, отвергнут, боязнь пережить этот позор в присутствии Дагмары.

— Тебе, наверно, нездоровится, Гунит, — лишь сказала она, но голос её звучал неуверенно, хрипло.

Гундега быстро повернулась к Илме, во взгляде её ясно читалась боль непритворного разочарования. Потом она встала и поспешно прошла мимо Илмы. Послышался скрип ступенек на крыльце, и всё стихло.

— Слишком уж она чувствительна! — проговорила Илма, ощущая неловкость.

— Ты хочешь, чтобы она была деревянной или каменной, мать? Ты хочешь сделать с ней то же что с… Нери? — вмешалась Дагмара.

— Что за мысли приходят тебе в голову, Дагмара! — упрекнула её Илма. — Нери должен быть таким, ведь он охраняет имущество…

— Разве и Гундеге предстоит заниматься этим? А если она не желает?

Илма не поняла:

— Чего не желает?

— Твоего имущества.

Илма покачала головой.

— Ты, Дагмара, судишь обо всех по себе. Как можно не желать имущества?

— Я сегодня утром спросила, что бы она пожелала в Новом году.

— Ну, ну, а что она?

— Не радуйся, имущества она не пожелала. Она пожелала счастья, но не знает, какое оно.

— Она ещё молода, — проговорила с улыбкой Илма.

— В таком возрасте обычно хотят или завоевать весь мир, или ничего.

— Я хотела стать хозяйкой Межакактов.

— Так это же исполнилось…

— В то время я это всё представляла иначе, — тихо сказала Илма.

Подойдя к столу, она села на стул, на котором недавно сидела Гундега, и почувствовала себя утомлённой — и от недавней ссоры с Дагмарой и от боязни за Гундегу. Она не знала, как поступать дальше, что делать, чтобы всё повернулось по-хорошему.

Не в состоянии понять до конца ощущения девушки, она искала ответа в воспоминаниях своей молодости, пытаясь вспомнить, о чём тогда думала, тосковала, к чему стремилась. Вспомнив, улыбнулась.

— Мне хотелось сходить когда-нибудь на вечеринку. Но вначале не пускала мать, а потом свекровь.

— А теперь не пускаешь ты сама.

— Кого не пускаю?

— Да хоть бы Гундегу.

— Что ей там делать? — поспешно возразила Илма, забыв опять всё, о чём только что думала. — Незнакомая местность, чужие люди.

— Что же, она должна тут как в бочке жить?

— Она ещё никогда не жаловалась, — оправдывалась Илма.

— Она, по-моему, не из тех, кто жалуется. Когда ей станет невмоготу, она просто встанет и уйдёт.

Илма вздрогнула.

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что сказала…

Илма сидела, погрузившись в раздумье, как неподвижная серая статуя. Только пальцы непрерывно крутили упавшую на скатерть хвою и глаза следили за движениями зелёной иголочки. Потом они глянули на Дагмару.

— Ты думаешь, она сегодня хотела бы пойти?

— Конечно.

Илма подумала.

— Хорошо, идите, — сказала она, вздохнув, так и не разобравшись, хорошо или плохо она поступает. Сблизит ли это её с Гундегой или уход её в тот мир, от которого Илма её всё время бдительно оберегала, разобщит их ещё больше?.. Кто знает….

Они запоздали. Ненамного, но достаточно, чтобы, войдя в зал, почувствовать себя неловко. Как ни тихо они вошли, всё же несколько голов повернулось и несколько пар глаз с любопытством посмотрели на них… Дагмара с Гундегой присели на кончик скамьи, и интерес к ним сразу пропал.

Занавес на сцене был уже раздвинут. Декорации, изготовленные не очень умело, — очевидно художник, как и актёры, был из местных колхозников, — выглядели незатейливо. Гундеге до этого не приходилось ни читать, ни видеть одноактной пьесы, которую показывали участники самодеятельности. По сцене расхаживали люди, они разговаривали, смеялись, но она никак не могла уловить смысл этого, потому что начало она пропустила. Гундега прислушивалась к лёгкому гулу, проносившемуся изредка по залу, чувствовала рядом с собой тёплый бок Дагмары, разглядывала высокий, еле белевший в полутьме потолок и освещённую сверкающую сцену. От всего этого веяло чем-то знакомым, близким. И, не отдавая себе отчёта, она подумала: «Как хорошо…»

По дороге сюда она набрала в один туфель снегу, и чулок промок. Ногу немного саднило. Лицо разгорелось от ветра и радостного волнения.

Зажёгся свет. Кругом гремели аплодисменты.

Дагмара легонько подтолкнула её.

— Гундега, ты спишь, что ли?