Регина Эзера - Их было три

Виктор засмеялся.

— Ещё нет, но будет. Коплю деньги. Думаю к осени купить. В школу каждый вечер не находишься пешком.

— Ты собираешься учиться? — удивлённо воскликнула Жанна.

— Вот видишь, ты удивляешься. Я говорю, что слишком стар, и боюсь, что ты станешь смеяться…

— Ой! Почему же я должна смеяться? Гундега тоже собирается учиться. Значит, зимой у меня будут две Мирги — Гундега и ты!

— А как ты сама?

— Что — сама?

— Ты собиралась изучать геологию.

— Да… Наверно, всё-таки не буду. Знаешь, я почему-то не совсем уверена, что мне надо изучать геологию. А учиться вообще, без твёрдой уверенности… не знаю…

— Раньше ты рассуждала иначе.

— Да, да, Виктор, — поспешно ответила она, — ты прав. Видишь ли, я пошла на ферму просто так, временно. Сначала помогала Олге, потом втянулась, кое-чему научилась. Без увлечения, без особого восторга. Работала — и всё. А совсем недавно я увидела, как мёртвый поросёнок задышал в руках Олги.

— Как это — мёртвый?

— Задохнулся. А она его оживила. И ещё двоих. Ты понимаешь, Виктор? Взяла мёртвого и оживила. И как будто это самое обычное дело… Только мы с Гундегой и Арчибалд видели это…

— Ты не представляешь, как ты прекрасна, Жанна! — тихо сказал Виктор.

Она с изумлением взглянула на него.

— Вот ещё! Почему?

— Я люблю слушать, когда ты рассказываешь, о чём ты думаешь.

В этот самый, казалось бы, неподходящий момент проклятый петух, всё время сидевший тихо и спокойно, вдруг забился с такой силой, что закачалась корзинка.

— Цып, цып, цып, петенька, — пыталась утихомирить его Жанна. — Цып, цып, цып!

Петух с минуту прислушивался, но, убедившись, что за ласковыми словами не последовало ни горстки зерна, ни хлебных крошек, обиженно забормотал своё ко-ко-ко, царапая когтями дно корзинки и стараясь столкнуть тряпку, покрывавшую корзину сверху.

Виктор в душе проклинал его.

Дома рыжего опять заперли в сарайчик. Но утром Жанна, открыв дверь, увидела, что петуха и след простыл. Куда мог исчезнуть петух из запертого на засов сарая? Хорьков в Межротах не было. Олга только пожимала плечами, Арчибалд подозрительно хмыкал.

— Куда ты его девал, Арчибалд? — настаивала Жанна. — Признайся!

— Я и пальцем его не тронул.

— Клянись!

— Клянусь. Хоть я его терпеть не мог, этого твоего крылатого драчуна, но, во всяком случае, не настолько, чтобы в четыре часа утра, затемно, ходить по посёлку с петухом под мышкой. Кто-то, по-видимому, ненавидел его сильнее, чем я.

Арчибалд хитро поглядывал на сестру, но та вдруг отвернулась и больше никому не надоедала расспросами.

Под вечер на ферму прибежала Мирга и спросила у Гундеги, где Жанна. Она сообщила ей, что петух заявился домой с самого утра. Такой довольный, всё поёт и поёт. Её прислала мать — как Жанна посоветует с ним поступить.

— Оставьте у себя, — ответила Жанна.

Даже Гундега заметила, с каким облегчением она это сказала. Это почувствовала и сама Жанна, и потому она сдержанно прибавила:

— Подержите хотя бы до осени, пока подрастёт другой петух.

Кто знает, почему так получилось, но в этом году вишнёвые деревья Межакактов не оправдали надежд Илмы. На полуголых нижних ветвях весной не было ни листьев, ни цвета. Когда-то на вишнях красовались крупные ягоды. Нынче не то — мелкие, сухие, зато, правда, сладкие, как мёд.

Как-то Гундега заговорила о том, что следовало бы старые вишни вырубить и посадить новые, например низкую литовскую. Илма, подумав, махнула рукой, прибавив своё излюбленное:

— Неприбыльно!

Кто с ними будет возиться? Если посадить десятка три-четыре, тогда ещё есть смысл. А иначе к чему? Для варенья хватит с избытком и старых деревьев. А с десятью килограммами или пудом ехать на базар — только день терять…

Илма высказала предположение, что, возможно, виноваты поздние заморозки, хотя обычно здесь, в лесу, они не вредили цвету. За лесом, на открытом месте, дело другое… Гундега промолчала, подумав про себя: "Может быть, причина в том, что нынче весной никто и пальцем не коснулся деревьев. Ведь Фредиса нет".

Как бы там ни было, но вишни выглядели какими-то растрёпанными, унылыми, на стволах, точно слезинки, блестели капли смолы. Завязей было мало, а лишь только ягода начала созревать, на неё чёрной тучей налетели скворцы, которые, по мнению Илмы, в прошлые годы были не так нахальны и жадны. Как будто назло.