Регина Эзера - Их было три

— То :, чего я хочу достичь в жизни, мне не даст никакой муж. Этого я должна добиться своим трудом.

— Своим трудом приходится жить пожилой вдове вроде меня, да и то ещё… — Илма осеклась и продолжала лишь некоторое время спустя: — А в этот комсомол ты напрасно полезла. Случись что-нибудь…

— Тебе бы, конечно, хотелось этого? — отозвалась Дагмара.

Илма выпрямилась.

— Хотелось бы! — И добавила с нескрываемой ненавистью: — Иди и донеси… комсомолка!

Дагмара засмеялась.

— Все это и так знают.

На лице Илмы мелькнул испуг.

— Что знают?

— Чего бы тебе хотелось. Только этого никогда не будет.

— Всё во власти божьей.

— Не будет! — повторила Дагмара. — Мы этого не допустим.

— Кто это — мы? — удивилась Илма.

— Все, кто ничего не потерял вместе с тем добрым старым временем, когда молочные реки текли в кисельных берегах.

Илма взглянула на Дагмару словно на привидение, до неё вдруг дошёл скрытый смысл этого разговора. Она побледнела.

— Судя по твоим высказываниям, выходит, что мы с тобой враги?

Это открытие перепугало Илму. Она снова, гораздо отчётливее, чем обычно, осознала, какую опасность принесло появление Дагмары. Отрезанный ломоть, чужая… Они могли откровенно поговорить между собой, могли поспорить, они были как две скалы на разных берегах реки. Но Гундега! Гундега как птица. Вспугнёшь — улетит. В Межакактах её держат тоненькие, почти незримые нити. Кто знает, может быть, достаточно одного взмаха руки, одного-единственного слова, чтобы порвать их. И вот теперь, именно теперь появилась Дагмара…

Илму пугало всё, как в ветреную лунную ночь пугает каждая движущаяся тень.

— Где Фредис и Гундега? — вдруг спросила Дагмара, словно угадав мысли Илмы.

— Фредис ушёл. Женился. Гундега на ферме, ухаживает за поросятами.

— Молодец, — порадовалась Дагмара. — Она ещё здесь живёт?

— Конечно! — Илма хотела произнести это горячо, убеждённо, но почувствовала, что голос прозвучал неуверенно.

Она бросила быстрый взгляд на часы. Уже поздно. И то, что Гундега ещё не пришла, встревожило Илму. Вдруг она совсем не вернётся в Межакакты…

Через некоторое время Гундега пришла.

Илма порывисто вскочила. Всем своим существом стремилась она к Гундеге и еле удержалась, чтобы не обнять её — вернувшуюся, нуждающуюся в защите от той, другой.

— Как ты поздно сегодня, — волнуясь, сказала она. — Иди садись, я тебе налью суп.

Во всех её движениях чувствовалась затаённая тревога, даже в поспешности, с какой она пошла к полке, взяла миску, нервно обернулась.

— Где ты так задержалась, Гунит?

— На комсомольском собрании.

Все вздрогнули, когда разбилась упавшая на пол миска. Илма наклонилась собрать черепки. Гундега поспешила к ней на помощь.

У Илмы из порезанного пальца сочилась кровь.

— Дайте, тётя, я перевяжу.

Илма не ответила и, только собрав черепки, выпрямилась и вполголоса проговорила:

— Ты тоже…

На кончике пальца у неё блестела капля крови. С поразительным безразличием Илма смотрела, как кровь капнула на пол.

Гундега, не уловив истинного смысла двух этих небрежно брошенных слов, улыбнулась.

— Ну да, я тоже. Меня пригласили, потому что собрание открытое. Говорили об одном нашем колхозном парне — шофёре Викторе. Он спас во время пожара в "Цинитайсе" скотину и сам обгорел, он…

— О господи! Лезть в огонь ради чужой скотины! — Илма покачала головой.

— Да он же… — начала было Гундега и замолчала.

Илма заметила, что радостный огонёк в её глазах потух, затуманился.

— Вынеси черепки, — коротко распорядилась Илма, высыпая их на совок.

Гундега повиновалась.

Илма стояла посреди кухни, глядя ей вслед, болезненно ощущая, как сильно, как устрашающе сильно привязалась она к этой худенькой светловолосой девушке и как отчаянно боится потерять её. У Илмы никогда не было детей; было время, когда она не хотела их иметь. Теперь она знала только одно, что любит Гундегу, как родную дочь. Гундегу, которая молчаливо ходит по дому, думая свою думу, ни разу не сказав Илме близкое, родное словечко — "мать".

И чем глубже она осознавала, что любит Гундегу, тем сильнее обострялась в ней неприязнь к Дагмаре. Вернее, это была уже не неприязнь, а ненависть. Она сейчас ненавидела каждого, кто смел посягать на Гундегу. Всё остальное уже не имело никакого значения.

— Мать!

Это была Дагмара. Илма очнулась.

— Я, мать, приехала не просто так. Я приехала пригласить тебя на свадьбу.