Тадеуш Доленга-Мостович - Мир госпожи Малиновской

— Спасибо, спасибо, — серьезно ответил Урусов. — Ты описал нас чрезвычайно красочно. Привлекательный образ.

— Я нахожу, что… — отозвался Стефан, — что он непритязательно тенденциозен. Прости, Генрик, но ты с разгону поглотил все культурное наследие этих медуз: знание, искусство, цивилизацию.

— Все это бесплодно, бессмысленно. Общество, выращенное на этой культуре, неспособно к поступку, к движению, к любой активности.

— Погоди, — перебил его Стефан, — а тебе не приходило в голову, что эти медузы собрали в себе опыт многих веков, а такого рода опыт, такой интеллектуальный капитал разве не учит, что всякий бег, любая активность — это не только трата сил и глупое метание в запертой клетке?… Впрочем… пусть. Позволь предложить тебе пойти на обед.

Урусов еще вставил какую-то шуточку, и они вышли вместе. По дороге Генрик рассказывал о своих визитах. Он намеренно говорил теперь совершенно иным тоном, словно желая обозначить, что милостиво оставляет в стороне свое неприятие «медуз». Стефан прекрасно это почувствовал.

«Глупый мальчишка, — думал он. — Действует мне на нервы. И эта невыносимая, упрямая уверенность в себе!»

Они пообедали в ресторане неподалеку, после чего Урусов попрощался, а Генрик проводил брата домой.

— И я пойду, — пожал он ему руку. — Позвонил Карским и пообещал прийти к пяти.

— До свиданья.

— Ах, еще одно, пока я не забыл: госпожа Богна просила, чтобы ты обязательно к ней зашел. У нее какое-то важное дело.

— Дело? — удивился Стефан.

— Так она сказала.

— Спасибо, хорошо.

— Но сначала позвони, потому что она хочет поговорить с тобой с глазу на глаз.

Стефан вернулся домой неприятно возбужденный. Добрый час он прикидывал, чего же хочет от него Богна. Наверняка ничего личного. Она ведь четко обозначила, что у нее к нему дело. Причем важное. Потому наверняка дело касается Малиновского. Может, он снова сотворил какое-то свинство. Или она выяснила, что за ее спиной он стакнулся с тем мошенником Мищаковским.

Это казалось самым правдоподобным. Но на этот раз она не сможет рассчитывать на помощь. Потому что Борович от всего сердца желал, чтобы Эварист снова оказался в той же ситуации, что и раньше.

«Я тогда совершил непростительную ошибку, — думал он. — Следовало не ехать в Ивановку, не сообщать Богне. Опоздай я с новостями на несколько дней, и этого наверняка хватило бы, чтобы посадить скотину в тюрьму на долгое время».

Малиновский получил бы то, что заслужил, а Богна освободилась бы от этого человека. Была бы свободна…

«И что бы ты с этого получил?» — опомнился он.

Как же тяжело ему было сегодня видеть себя в эдакой тоске! Да, отсутствие воли к жизни, воли обладания. Отсутствие смелости принимать решения.

Он встал у окна. Внизу люди казались маленькими игрушками. Сразу под окном, метрах в двадцати ниже подоконника лежали гладкие, твердые бетонные плиты тротуара.

— Я медуза, бессильно лежащая на волне, — вспомнил он слова Генрика и рассмеялся.

В дверь постучали.

— Вас к телефону, — послышался голос Марцисы.

Звонила Богна. Начала с того, что восхитилась Генриком: милый, веселый, интересный парень.

— Представляю, как вы радуетесь такому брату.

— Естественно, радуюсь, — согласился Борович.

— А Генрик говорил вам, что я хотела вас как можно скорее видеть?

— Да, вспоминал. Я всегда к вашим услугам.

— Что там у вас?… Снова сплин?

— Полагаю, что нет. Даже напротив. Наконец-то не сплин.

Она минутку молчала. Как видно, раздумывала над тоном его слов.

— Что вы сейчас делаете?

— Ничего важного.

— А есть ли у вас время увидеться со мной?

— Мне следует приехать?

— Нет. Эварист сейчас возвратится, а я хотела бы поговорить с вами свободно и без свидетелей. Я сама приду к вам.

— Как это — ко мне? — испугался он.

— Очень просто. Разве с этим есть какие-то сложности?…

— Полагаю, что нет.

— Значит, я могу?

— Пожалуйста.

— Тогда до свиданья. Буду через двадцать минут.

Она положила трубку, а Борович еще некоторое время стоял у телефона. Не понимал, что с ним происходит. Она сказала: «Я приду к вам…» Было в этом нечто неправдоподобное, выходящее за рамки всех возможных вариантов развития событий.

Он вошел в свою комнату. Та еще никогда не казалась ему такой отвратительной, такой банальной, как в отеле, настолько лишенной вкуса. А еще и беспорядок! Книжки разбросаны по столу, какие-то пижамы, какая-то одежда… На ковре — обрывки бумаг, запыленный шкаф, а зеркало не чистили бог весть с каких пор. Это было ужасно. Он ведь немало платит за комнату и отдельно за уборку, а живет, как в свинарнике.