Андрей Яхонтов - Ловцы Троллейбусов

– Не знаю, – подумав, отвечал я.

– Опишите мне ее.

– Кошка как кошка, серая...

– Не черная? И пятна на груди не было?

– Вроде нет, – сказал я.

– Вот видите, – воодушевился он. – У вас нет остроты видения. – И вдруг понизил голос: – Послушайте, зачем вам все это? Не надо вам всего этого.

В обращении его прозвучало неподдельное тепло. Это меня Тронуло.

– Можно пригласить вас пообедать? – спросил я. – Заодно и на картину глянете...

Он посмотрел на меня возмущенно. Подбежал к гардгробу, распахнул дверцы, выхватил из глубины темно-синий костюм на плечиках и, поигрывая им, как мулетой, умчался в ванную. Через несколько минут прибежал с пустой вешалкой и в пижаме. С верхней полки выудил сложенную сорочку и опять скрылся. Еще несколько раз прибегал за галстуками, запонками и, наконец, вернулся опять я пижаме. Объявил:

– Я не еду. У меня брюки неглаженые.

– Пустяки, – заверил его я.

Когда мы прибыли, на шум в прихожую выскочил Элизабет.

Редактор побледнел и закричал:

– Немедленно уберите пса!

Элизабета утащили. Весь обед Вероника хмурилась, и Директор был мрачен. Редактор держался замкнуто и понуро, а потом объяснил:

– Не люблю собак. Уверен, что из-за них я лишился своего дорогого друга. У меня был кот – великолепный пушистый разбойник по имени Котофеич. Как я привязался к нему! Но однажды весной он исчез и больше не появлялся. Я искал его, бегал по дворам, расклеил объявления. Все тщетно.

Все виновато заулыбались и простили ему выходку с Элизабетом.

Накопители делятся на две категории: накопителей-оптимистов и накопителей-пессимистов. Первые живут предвкушением: вот погоди, накопим, сколько нужно, тогда поживем!.. Полная им противоположность вторая категория. Эти копят, пребывая в вечном страхе, – на черный день.

– Ты явно относишься ко вторым, – посмеивался Директор над Редактором. – Куда тебе столько книг?

Редактор, ткнув указательным пальцем в соединительную дужку очков, возвращал их на переносицу и обиженно пыхтел:

– А откуда, по-твоему, я черпаю материал для тостов?

И верно: за столом он был незаменим. Его память хранила множество великолепных речений, забавных историй, анекдотов. Он мог говорить, не останавливаясь, по нескольку часов. Речь его текла легко, журчала, будто ручеек. Толстенький, уютный, с короткой стрижкой и трогательным чубчиком, в массивных роговых очках на черепашьем мудром лице, он навевал на собеседника спокойствие, почти сонливость.

Когда он умолкал, я медленно возвращался к реальности и видел: Вероника и Калисфения Викторовна испытывают то же, что и я. А Директор заморенно зевал, как от сердечной недостаточности, и тряс головой.

– Ну, даешь, – восхищался он.

Поев, Редактор, становился похож на розовенький воздушный шарик. Я его украдкой придерживал за пиджачную пуговицу, чтоб не взлетел.

Капитан с фотографии и на Редактора злился. Испепелял его граненым взглядом. Калисфения Викторовна делала попытки нас с Капитаном примирить.

– Он выдающийся человек, – утверждала она. – Хотите, я дам вам для прочтения его судовые журналы?

Я отмалчивался. Времени не хватало ни на что. Я совсем забросил письмо другу Володе. А тетрадь заполнял всевозможными кулинарными рецептами. По предложению Редактора мне выделили библиотечный день. В этот день разносить почту отправлялся Снегуркин, а я шел в библиотеку, где изучал книги о вкусной и здоровой пище всех времен и народов. До чего же захватывающее это было чтение! Горячее мороженое, жареные огурцы, сухой бульон из помидоров... Я даже не предполагал, что такое возможно... Но справочники учили: «Приготовляется форма мороженого и ставится непременно на металлическое блюдо, а сверху обмазывается меренгой или безе, посыпается пудрой и перед самой подачей ставится в раскаленный духовой шкаф, чтобы как можно быстрее блюдо заколеровалось».

А дальше: «Взять помидоров, выжать из них сок и протереть через частое сито, чтобы мязга прошла, а зерна вместе с отжатым соком выбросить. Мязгу положить в кастрюлю и варить без воды полчаса, постоянно мешая. Потом опять протереть сквозь сито в кастрюлю и варить, пока погустеет. Намазать тонко ножом на плоские блюда, смазанные слегка прованским маслом, и сушить в печи после хлебов или на открытом воздухе в тени».

Рецепты я передавал затем на редактуру Редактору. Он оказался тонким знатоком кулинарии. Уходя разносить почту, я частенько приглашал с собой Редактора – обсудить меню на следующую неделю. Мы бродили по улицам, снег капустно скрипел под ногами, крупными снежинками расцветал в воздухе.