Вадим Прокофьев - Наш Артем

В Тулуне надо быть очень осторожным и лучше всего поскорее отсюда убраться. Но вот вопрос — куда?

В Россию или на восток, в Харбин, где имеется партийная явка?

В Россию, то есть в ее европейскую часть, — это добрых две недели пути, тысячи верст и сотни возможностей столкнуться с жандармами. О его побеге, конечно, уже доложено по всем инстанциям и «принимаются меры». До Харбина тоже не близко, но здесь безопаснее. И что главное, нельзя забывать — у него в кармане семнадцать рублей. Конечно, этих денег не хватит ни до Москвы, ни до Харбина, но все же больше шансов, что его будут искать именно по дороге на запад. Значит, решено, он едет на восток.

Вот где пригодились знания, приобретенные в свое время, когда он работал помощником машиниста. Сколько раз ему приходилось помогать старшему кондуктору ловить «зайцев» на товарных составах! Собственно, ловил кондуктор, а, он всячески мешал ему поймать нарушителя. Едет товарным, значит, гол, как сокол. А если гол, то сродни Федору Сергееву.

Самое неприкосновенное место в поезде — это крыша. Кондуктора, как правило, люди уже немолодые и крыши вагонные ой как не любят, особенно на ходу поезда. На крыше свисти не свисти, а в догонялки с «зайцем» сыграть непременно придется. Если «заяц» опытный, он как акробат, ему никакие толчки не помеха, а вот кондуктора — тяжеловаты, где уж им балансировать на прыгающем вагоне. Будут выслеживать жертву на очередном разъезде. Здесь только зевать не нужно: показался разъезд — долой с крыши на тормозную площадку, таких в составе обычно несколько, притормозил поезд — кубарем под откос. Прыгать нужно, конечно, умеючи, без ног или даже без головы можно остаться.

Но не только потому, что у Артема не было денег, он решился ехать «зайцем» на крышах товарных вагонов.

Из Тулуна необходимо отбыть так, чтобы никто не обратил на него внимания.

Беспокоила нога, она все еще побаливала. А ведь на поезд придется садиться не с перрона, а на ходу, за выходной стрелкой. Да и сходить он тоже будет, когда машинист только-только притормозит перед входным семафором. Прыгать нужно под насыпь, если ее нет, то разобьешься всенепременно.

Ночь выдалась ветреная и дождливая, темень такая, что Артем все же решил забраться на вагон заблаговременно, пока состав стоял на главном пути, дожидаясь кондуктора, выправлявшего проездные документы. В такую погоду разглядеть человека, распластавшегося на крыше вагона, очень трудно, разве что заранее знать о нем.

Свисток, протяжный, с переливами. И тут же, в ответ, мощный рев локомотива. Артем не видел паровоза в этой тьме, но как только состав тронулся, темноту стали прорезать огненные сполохи. Вспыхнут угольно-красной молнией, и еще гуще тьма, потом новая вспышка. Артем знал — это кочегар открывает топку, шурует по колосникам. Но что за ерунда — ужель здесь паровозы топят дровами? Артем потянул носом. Так и есть. Вот уж матушка Русь. Конечно, дров вдоль сибирской магистрали сколько угодно, но ведь тяга-то у паровоза на дровах, что у клячи, пары как следует не подымешь. А ведь профиль дороги сложный, ой как парок пригодится. Он давно слышал, что на кругобайкальской и забайкальской дорогах самое большое число катастроф, и не только по России, а в мире. Это и понятно — дорога то в гору, то под гору. А в гору нужен пар да пар. Не хватило — поедешь вниз, никакие тормоза не удержат. Дорогу строили скверно, разворовали все, что можно было разворовать. Шпалы облегченного типа. Да они выскочат, как только по ним с сумасшедшей скоростью покатится вниз какой-нибудь товарняк.

Кочегар, видно, переусердствовал, и Артема окатил сноп искр, вырвавшихся из трубы, несмотря на предохранительную сетку. Сразу запахло паленой материей. Но Артема это мало заботило — дождь погасит, если где что затлеет.

Хотелось есть и спать. Но ни того, ни другого делать не следовало. Спать — это верная смерть. А если поесть, то на сытый желудок и не заметишь, как уснешь. А так он урчит и побаливает, отгоняя сон.

Артему повезло. В первую же ночь товарный состав почти без остановок отмахал двести верст. Теперь Артем наверняка оторвался от возможных преследователей, исчез, и следов нет.

Утром, когда поезд подходил к очередному разъезду и по всему было заметно, что он тут остановится, Артем спрыгнул с подножки тормозного вагона.

Глухо отдалась боль в ноге, хлестнуло по лицу мокрыми ветвями. Вдали затихал перестук вагонных колес.

Тихо-тихо вокруг. Дождь кончился, но солнце так и не пробилось сквозь облака. За опушкой леса слышался приглушенный лай собак. Что-то поскрипывало — похоже на колодезный журавль.