Юрий Прокофьев: Как убивали партию. Показания Первого Секретаря МГК КПСС

Сегодня стало модным чернить прошлое. Видимо, потому, что в нынешней российской жизни особо хвалиться нечем. Находятся ловкачи, пытающиеся переписать историю.

Получается так, что у нас вроде и нет прошлого. Все будто началось с «колбасной революции» 1991 года. Даже Вторую мировую войну вроде бы выиграли без нас американцы и англичане. Ничего у нас нет за спиной. Пустота. Порвалась связь времен.

Разрушается не только экономика, но и культура, наша память, наша история. Делается это сознательно, чтобы на Руси остались одни Иваны, не помнящие родства.

На мой взгляд, некоторые негативные явления в нашем обществе принимают характер национального бедствия. Прежде всего это коррупция. Сейчас много и справедливо говорят и пишут о коррупционности московских властей, в первую очередь мэра Лужкова, который восемнадцать лет был полным хозяином города, в центре внимания СМИ и его жена. Примеры приводятся ужасающие.

Но ведь это стало возможным не в одночасье! Ездят ведь по Москве и президент, и премьер, и разве они не видели, как год за годом уродуется Москва? Как все сложнее и сложнее становится жить в ней простому человеку? И почему закрывали глаза на то, какими методами обогащается Батурина? Не могу поверить, что спецслужбы об этом не докладывали, ведь речь идет не о простом предпринимателе, а о тандеме, одной из составляющих которого является мэр столицы России. Видимо, есть еще какая-то подоплека, послужившая поводом для отставки Лужкова. Дай бог, чтобы я ошибался. Но в свою ошибку я поверю только в том случае, если вслед за Лужковым будут освобождены и другие высокопоставленные чиновники, замеченные в коррупции.

Почему ставлю на первый план коррупцию? Да потому, что коррупция и то, что в стране практически нет настоящих хозяев, пекущихся в первую очередь не о своем благосостоянии, а о стране, народе, определяют все наши беды.

Везде так называемые «успешные менеджеры», главной заботой которых является минимизация расходов и максимизация прибыли, причем не в последнюю очередь своей.

В высшем руководстве страны практически нет профессионалов, вот и руководит сельским хозяйством человек, большую часть жизни проработавший медиком, а здравоохранением — финансист.

О неспособности власти предвидеть и предотвращать бедствия, подобные трагедиям жаркого лета 2010 года, говорит беспомощность и безразличие, проявленные в этой ситуации многими власть предержащими.

О какой заботе о народе можно говорить, если в кризисные 2008–2009 годы число долларовых миллиардеров в России выросло вдвое, в то время как по европейским стандартам пятнадцать процентов населения нашей страны — это нищие и еще семьдесят пять — бедные.

Нельзя не сказать и о следующем. Вызывает беспокойство факт определенного заигрывания с США, разговоры о возможности вступления России в НАТО, вера в то, что «заграница нам поможет».

Не напоминает ли поведение нашего руководства в какой-то степени поведение Горбачева, под сладкую музыку Запада угробившего великую державу?

Тогда развалился Союз, сейчас может распасться Россия.

Я не придерживаюсь взгляда людей, считающих «что история учит тому, что ничему не учит». Надо хорошо знать свое прошлое, чтобы правильно оценивать настоящее и видеть будущее.

Хочу надеяться, что моя книга поможет в этом ее читателю.

Ю. Прокофьев Москва, октябрь 2010 года.

Было это через год после событий девяносто первого. Один историк, очень вежливый и очень настойчивый, просил меня о встрече. Хотел, чтобы я рассказал: испугался ли, когда стал безработным, не собирался ли паче чаянья наложить на себя руки? Ведь было мне в ту пору пятьдесят с лишним лет.

Я отказался от встречи. Тогда время для таких бесед еще не созрело. Да и поймут ли там, в Стране восходящего солнца (историк был японцем) нашу российскую грусть? Он изучал жизнь самураев и, как выяснилось, хотел сравнить поведение в критических ситуациях самураев и функционеров КПСС после запрета коммунистической партии.

Моменту, когда я очутился не у дел, предшествовали столь грандиозные события, происходившие в стране, что мое собственное положение не представлялось чрезмерно драматичным.

Правда, прошедший год не был для меня безмятежным: бесконечные допросы, обыски дома и в рабочем кабинете, необходимость информировать обо всех моих выездах из Москвы.