Вадим Прокофьев - Наш Артем

Артем хорошо понимал, улавливал эти солдатские настроения и их зависимость от общероссийских событий.

В Севастополе восстание моряков — нужно, чтобы сведения о ходе восстания стали достоянием солдат Харьковского гарнизона. Мало этого, именно севастопольские события — хорошие дрожжи, на них прекрасно подойдет революционная закваска харьковских полков. Так родилась идея провести вооруженную демонстрацию в городе. Старобельский, Богодуховский, Лебединский полки обещают свое участие. Тамбовский и Воронежский — сочувствие. Солдаты выйдут на улицы города с оружием в руках вместе с вооруженными рабочими. Демонстрация намечена на 23 ноября.

23 ноября. Утро. В предрассветной мгле на плацу Старобельского полка суетятся тени. Тишину спугивает команда. «Разобрать ружья!» И, словно подчиняясь охрипшему голосу фельдфебеля Одишария, взвыли гудки харьковских заводов. Это они разбудили полковника Гоштофта, заставили их высокоблагородие вприпрыжку кинуться на плац вверенного ему полка.

Полковник, оказывается, умел не только командовать, лаяться, он быстро научился умолять. Но в армии не умоляют. Новая команда фельдфебеля, и, вторя гудкам, полковой оркестр грянул «Марсельезу». Оркестру старобельцев ответил оркестр Лебединского полка. Они сошлись на Конной площади.

Площадь черным-черна от рабочих курток, а над ними полощутся красные стяги. Рабочие пришли сюда раньше и как радушные хозяева приветствовали солдат. Как-никак, рабочим не привыкать к демонстрациям, а солдатам это в диковинку. И как важно их сейчас ободрить добрым словом. Это понимал не только Артем, понимали и рабочие. Они подхватили Артема под руки — живая трибуна, сотканная из натруженных рук. Артем в кожаной куртке, с маузером на боку — сегодня демонстрация не простая, вооруженная.

— Товарищи солдаты и рабочие! В эти дни, когда царизм уже празднует свою победу над восставшими военными моряками в Севастополе, новые и новые тысячи вооруженных сыновей родины идут навстречу революции. Рабочие дружины радостно приветствуют вас, своих братьев в солдатских шинелях. Близится час расплаты, вся необъятная Россия поднимается против самодержавия. Колеблется трон Николая-вешателя. Народу, взявшему в руки оружие, ничего не страшно. Наш путь — вооруженное восстание. Сегодня же мы продемонстрируем нашим врагам несокрушимое единство народа и армии. Пусть дрожат палачи при виде нашей силы. Да здравствует вооруженное восстание! Долой самодержавие, долой палачей народа! Да здравствует революция!

Слова Артема тонут в грозном и ликующем русском «ура!».

По Молочной улице на Москалевку, через Газовый мост, через Конторскую, многотысячная серо-черная колонна вылилась на Екатеринославскую.

Голова демонстрации перешла через мост на речке Лопань, повернула направо и, идя вдоль Университетской горки, приблизилась к Павловской площади… И передние укоротили шаг. На них с тупым равнодушием уставились змеиные зрачки пулеметов. Их было много, пулеметные гнезда, как воронье, перегородили выход к площади. За пулеметами горячили коней казаки, драгуны, стояли каре Охотского и Луцкого полков. Отдельно выстроились офицеры полков, солдаты которых находились в рядах демонстрантов.

Пулеметы могли отрыгнуть огонь каждую секунду. Времени для переговоров не было, но нельзя было и рисковать жизнью сотен людей, рисковать верой в силы революционных рабочих и солдат. Артем подался вперед. Но, обгоняя его, к пулеметчикам небрежной походкой, фуражки набекрень, в зубах цигарки, подскочил десяток «гарибальдийцев» во главе с Сашкой Рыжим:

— Братва, куда это вы нацеливаетесь, аль не видите, что свои перед вами, вон в кого цельтесь, — и Сашка указал на пузатого офицера, — иль боитесь?

Офицер затопал сапогами, взвизгнул:

— Вот чего они боятся! — и похлопал по кобуре.

Сашка выплюнул цигарку, выхватил револьвер из кармана:

— Так ци игрушки и у нас имеются!

Офицер ткнул пальцем на пулеметы:

— А вот такие имеются?

— Не, таких немае, зато у нас в кармане бомбочки, только шелохнитесь.

Вид десятка «гарибальдийцев» был решительный, и не случайно у всех в зубах цигарки, приложат огонек к запалам… и поминай как звали. Кто-то в панике крикнул: «Пропустите их!» И не успели офицеры сообразить, что же произошло, как демонстранты опрокинули пулеметы, самих же пулеметчиков подхватили, затискали в объятиях.

Демонстрация вырвалась на площадь. Артема затерли, сжали со всех сторон, а он рвался к своим «гарибальдийцам», он хотел, чтобы они овладели брошенными пулеметами. Подумать только — беспризорные «максимы»! Но они опоздали.