Алмат Малатов - Immoralist. Кризис полудня

В этом городе холодно. Холодно не снаружи — изнутри, откуда-то из костей тянет выматывающей, подавляющей желания влагой. В нем уютно — но уютно недолго, как в обоссаной в детстве постели — сначала тепло, а потом — лучше не шевелиться, чтобы не потревожить хрупкий, уменьшающийся с каждой минутой контур тепла. В нем мягко — но это мягкость топи.

Чтобы спокойно жить в городе призраков, надо родиться в нем. Коренные жители тонко, чуть уловимо — другие. В их глаза проваливаешься, их подошвы уверено ходят по зыбкому прошлому города, у них тут есть, кого поминать.

Все десять лет жизни тут я провожу в упорных, тщетных попытках согреть свое нутро. Нет, не любовью — тут нет места любви. Секс, как та самая мокрая простыня, дает иллюзию наконец-то расслабившихся мышц, отсутствия чуть заметной, привычной дрожи. С последующим похмельем, быстро наступающим желанием еще. Со случайными связями, с укрупнением картинки до анонимно дрожащих членов и отверстий, оглушения запахов до низко вибрирующего тона парфюмерной основы.

Здравствуйте, меня зовут Алмат, я сексоголик.

А это мои друзья — Феликс и Карина.

Феликс — антиквар и шизофреник. У него густые и обильные волосы. Везде. Голова его пахнет предвкушением ковровой моли и еврейской кухней, не знавшие бритья подмышки — страхом и одиночеством, лобок цепко держит запах остервенелой юношеской дрочки.

Карина работает в газете эротического свойства, волосы на теле у нее не растут, повинуясь генетической причуде, дающей также вечно-юный вид и бесплодие. Карина любит педерастов, а значит, любит Феликса. Он ее четвертый муж, спутник четвертого десятка ее жизни.

Феликс педераст не настоящий, а эстетствующий. Разбавленная холодной, нечистой речной водой кровь не бурлит выше неясных контуров, случайно обнажившегося живота, мечтаний о крепких мужских ягодицах на пляже, скошенного взгляда в общественном сортире. Он боится своего желания секса с мужчиной больше, чем самого секса. Он хочет касаний больше, чем проникновений. Вся его половая жизнь — ассистирование мужчинам его жены.

Карина, дочь обеспеченных родителей, живет у него в коммунальной квартире, в комнате, торопливо закатанной зеленой масляной краской поверх прилипших к стенам окурков, с молчаливо неодобряющими соседями. Я захожу к ней, пробегая мимо — мне нравится ее почти детское тело, молча, на грани боли и наслаждения, балансирующее на моем бугрящемся венами члене. Мне нравится смотреть ей в глаза, когда я уверенно, по-хозяйски грубовато вхожу в нее. Мне нравится — смотреть.

Меня завораживает ее стремление к глупым, рвущим ткань жизненного сценария поступкам, к нелепым и жутковатым шуткам — вечная нимфетка, наделенная взрослой, расчетливой жестокостью.

Феликс живет на даче.

Он приезжает раз в неделю, и они идут в гей-клуб. Там, у пропитанной неуверенным вожделением стойки, они обязательно встретят меня. Если мой улов неудачен, я уеду с ними

— за неимением лучшего.

.Белое за окном перемежается красным светом неоновых вывесок, прорезающим плотно накуренное пространство между окном и шкафом. Мы с Кариной привычно пьяны и привычно раздеты: для нас тело — членский билет, ставка в игре, в русской рулетке секса со случайным знакомым — если не остановиться, то рано или поздно тебя ограбят, прирежут, заразят.

Но остановиться мы не можем.

Мы такие во всем — напившись у Карины на работе после сдачи номера, мы подкрадываемся к компьютеру верстальщика и подправляем раздел объявлений:

«Ласки пяткой. Дорого. Корпоративные скидки»

«Толстая пожилая женщина выпорет школьника национальным якутским кокошником».

.Через час водка выпита, соседи посланы, и я делаю то, что привык делать для согрева

— смотрю, как почти на весу прогибается надо мной, передо мной, на мне Карина. Феликс, облокотившись, смотрит, как имеют его жену, привычно в мыслях подставляя себя на ее место.

Вот сейчас мне тепло. Упорно тянущая жилы гидра северной воды отступила, пошла пообедать, припудрить разрушающийся от гнилого воздуха фасад.

И вдруг, внезапно я чувствую, что меня схватили за хрен крепкой, мозолистой ладошкой.

— Гандон соскочил! — возбужденно вопил Феликс. — Я спас тебя, о жена моя!

— Да, — злобно сказала Карина. — Спас. От оргазма!

— Ну, ищите гандон, ребятки. Ты, Карина, в себе, а ты, волосатый мешок, в окрестностях супружеского ложа. — Откинувшись на подушки, я закурил.

Гандон нашелся в паре метров от кровати.