Валентин Крючков - На крутом переломе

Вспомнив последний свой разговор с Кудриным, Никаноров вдруг понял решение сына, и оно показалось правильным.

А вдруг, вот сейчас, подумал Никаноров, раскроется дверь и войдет Люба. Поздоровается, приветливо и ласково скажет: «Боря, я согласна». Может ли такое быть? А почему бы и нет? Ну и что из этого выйдет, если рассуждать здраво? Борису отступать нельзя. Такое колесо раскрутилось — не остановишь. Да он и не будет его останавливать. Иначе не поймут. Струсил, скажут. Интересно, была у него встреча с Любой или нет? И не узнаешь теперь. А жаль.

Никаноров неторопливо расставил на столе закуску.

А встреча его сына с Любой состоялась. После кошмара на даче Фокина, Борис видеть не мог Любу. Произошло это случайно. Люба вывернулась с улицы Пискунова и догнала его у магазина «Источник», в котором торговали различными напитками.

— Здравствуй, Борис! — радостно поприветствовала она. — Ты — нехороший. Даже не позвонишь, что приехал. Тебе говорил Вадим, что я к вам приходила?

— Говорил.

— Так в чем же дело?

— Дело в том, что у меня пропало всякое желание не только звонить, но и встречаться, ходить с тобой, видеть тебя.

Борис шел и думал, как радостно, мило она поздоровалась — действительно артистка. Он краем глаза смотрел на женщину, ближе которой совсем недавно у него никого не было. А теперь — такое отвращение к этим златокарим глазам, к длинным, словно наклеенным ресницам, к сочным ее губам, к упругим грудям, ко всей этой женщине, подарившей ему столько незабываемых минут. Неужели это возможно? Правильно говорят: «От любви до ненависти — один шаг». Так хочется влепить ей пощечину и, глядя ей в глаза, сказать: «Ты, Люба, мерзость» . Если так скажешь, это все — конец. И он опять краем глаза посмотрел в ее сторону и увидел четкий профиль, нежную кожу шеи, большие — и не наклеенные, а свои, ресницы — желание дать пощечину пропало. Что же это со мной? Может, я зря так резко? Может, она и не виновата? И вообще у них ничего не было. «Свежо предание, а верится с трудом».

Взгляды их встретились.

— Ты серьезно? Что с тобой, Боренька? Разговариваешь со мной таким тоном, будто я совершила невесть какое преступление. — Люба попридержала его за сумку. — Объясни, пожалуйста, если можешь, в чем дело?

— Это ты должна мне объяснить.

— Что? Что я должна тебе объяснить?

— Тебе нечего мне объяснять?

— Совершенно.

«Странно, — подумал Борис. — Она ко всему еще скрывает».

Борис шел и некоторое время молчал, не зная, говорить ей о даче или нет? Но потом решил: раз уж встретились, видимо, это судьба, значит, надо говорить обо всем честно, а не ждать от нее самой признания. Не дождешься.

— Что, ты скажи мне, Боря, что я тебе должна объяснить? — «Неужели он узнал от кого-то про ночевку у Чубатого или про ассистента режиссера? — с ужасом подумала она. — Если это так, видимо, конец. Борис мне не простит ни за что. Он не из тех, кто может прощать».

— Зачем ночевала у Чубатого? На даче? — Он остановился и в упор посмотрел ей в глаза. И она не выдержала, дрогнула и отвела взгляд.

— Кто тебе сказал? Это выдумки. Люди с удовольствием смакуют всякие небылицы про артистов. А ты, дурачок, и поверил.

— Ну и ну! Ты что не была у него?

— Тебе это важно?

— Да, важно! — «А может, — подумал Борис, — она сейчас лисичкой, как раньше, прильнет и скажет не про любовь, а что-то другое, типа: «Прости меня, Боря, если можешь. Я виновата. Но я была вынуждена так поступить. Обстоятельства требовали. Путь на сцену, даже стыдно признаться, проходил и через дачу. Не по своей же воле, не по своему желанию. Прости, а? А что поделаешь — такова жизнь». Интересно: мог бы я ее простить или не мог? А зачем лезть на сцену через дачу? С интригами и грязью. А как же иначе?»

Долгое время шли молча. И Борис заметил, что лицо Любы стало чужим, холодным, покрылось пятнами. Он спросил, напомнил о своем вопросе.

— Что, смелости не хватает, или язык проглотила?

— Да не в языке дело! — Она начинала сердиться. — Ну была, была! Что из этого? И что я могу поделать, если путь на сцену не через парадные двери, а через дачу.

— Через постель, хочешь сказать.

— И через постель. Тебе хотелось — так знай. Думаешь, легче будет. И стоит ли обращать на это внимание?

— За кого ты меня принимаешь? — Борис даже остановился.

— За человека, который меня любит.

— И ты думаешь, ему наплевать, как ведет себя та, которую он любит?