Валентин Крючков - На крутом переломе

Пальцев встал, прошелся по кабинету.

«А если, — подумал Никаноров, — попросить его по жалобе? Ведь анонимка. Секретарь горкома ему по плечу, если первого секретаря обкома так резко критикует! Нет, не стоит. Обойдемся». Вслух спросил:

— Может, в цеха пойдем?

— Спасибо, Тимофей Александрович. В следующий раз. Надо еще поговорить с Пармутовым, с Исаковым. Потом заехать к главному конструктору автозавода. Интервью готовлю.

Пальцев, крепко пожав руку директору, вышел.

«Эх, Пальцев, Пальцев, не простой ты человек. Это уж точно. Трудный! — думал Никаноров. — Хотя отношения наши, вроде, лучше не надо. Откровенно можно поговорить на любую тему. И говорить легко. Не волнуясь за последствия. Это с Угрюмовым легкого разговора не будет. Несколько раз приезжал. Все по жалобе. Инструктор горкома партии. Он опять уже здесь. Знает, что у меня встреча с Пальцевым. Сидит, ждет, как хищник, своей добычи. Беседа с ним предстоит нелегкая. В жалобе полно всего! Писали люди знающие. Может, кто-то из «троицы»? Все возможно. Но Фанфаронов на это не пойдет — он сам все в лицо выскажет, если сочтет нужным. Северков не настолько зол, чтоб писать анонимки. А вот Кудрин — после того, как позвонил или лично встретился с Каранатовым, попросил у него защиты и не помогло, — этот, пожалуй, и не стал церемониться. Наверное, он».

Каранатов вместе с Кудриным заканчивал школу. Потом техникум. У них было много того, о чем знали только они двое. Когда Каранатов уже после института, где учился заочно, набрал силу в райкоме, он предложил Кудрину должность завотделом промышленности и транспорта. Однако первый не согласился, потому что у Кудрина было лишь среднее техническое образование. И все стало на круги своя. И когда Никаноров еще как главный инженер завода начинал зажимать Кудрина, Каранатов, уже ставший опытным партийцем, потихоньку сдерживал норовистого руководителя. Обычно он делал это так. Смотрел план работы и выяснял, где требовалась проверка того или иного крупного предприятия района. Потом приглашал Никанорова. Разъяснял ему задачи по подготовке вопроса на бюро. Затем, после того, как прочитывал отчет о проверке, Каранатов обязательно находил недостатки и по ним делал Никанорову замечания, и тут же переходил на дела «Красного вулкана».

— Вчера были у вас на заводе. По цехам прошли. С секретарем горкома. Вы неплохо развернули фронт работ по реконструкции. Кстати, не зажимайте за нее Кудрина. Человек старается. Но что поделаешь, если у него зам не тянет?

— Это что, просьба или приказ?

— Понимайте, как угодно. Здесь важна не форма, а результат. — И добавлял сухо, резко: — Вы свободны, Тимофей Александрович. Когда потребуетесь — приглашу.

«Вот так. Когда потребуетесь — приглашу».

С Каранатовым, безусловно, приходилось считаться. И даже в тот раз, когда дело Кудрина было безнадежным, секретарь райкома остался верен старой дружбе. Никанорову он позвонил поздно вечером, перед последней оперативкой. Каранатов понимал, что просьба его — без оснований, шансов спасти друга — нет. И все же, поинтересовавшись работой АПР и корпуса, сразу перевел разговор на Кудрина.

— Не слишком ли вы жестко с начальником пружинного, Тимофей Александрович?

— Что заслужил, то и получил.

— А все-таки. Может, для начала и строгим выговором обойтись. С занесением в учетную карточку.

— Бесполезная затея. И с выговором все равно снимать придется.

— Вы, Тимофей Александрович, настроены по-особому агрессивно. А если с вами случится подобное?

— Обстановка не позволяет миндальничать. Со мной проще поступят. Таких разговоров в защиту меня вести некому.

— С кем работать будете? Так решительно всех разгоняете.

— С теми, кто может. Извините, Арнольд Петрович, разговор о Кудрине — пустая трата времени. За ним столько грехов, что и мастером для него — большая честь.

— Ну, смотрите, Тимофей Александрович, я тоже в районе не сторонний человек. Не наблюдатель. До свидания.

— До свидания, Арнольд Петрович.

«А что теперь мне сделает Каранатов? — подумал Никаноров. — Ничего. Он и сам это прекрасно понимает. А вот когда об этом безрезультатном разговоре узнал Кудрин, он в пылу злобы, наверное, и настрочил. Пусть в горкоме партии разбираются. Инструктор дотошным оказался: во все хочет влезть. По всему поведению Угрюмова чувствуется, словно он заинтересован, чтобы в жалобе как можно больше всего подтвердилось. Предвзятость проскальзывает во всем. А уж как ему хотелось, чтоб я признался, что в театре сидел рядом со Сперанской. Ну да бог с ним. Переживем, если потребуется, и еще один выговор. Что такое выговор? К какой категории относится? К юридической, к философской, к партийной? Выговор — это необходимый атрибут руководителя, ступени его роста, самоутверждения. Вот скоро пойдет все стабильно — выговоров не будет. А имеющиеся забудут. Из-за этой проверки просто ума не приложу, когда выберусь в инструментальный. Да и статью надо перепечатать. И отсылать уже пора. Может, кто в столицу поедет и попутно отвезет ее в редакцию журнала? Это пусть Исаков решает. Хорошо, что есть Исаков, который и дело знает, и умеет, где надо, найти ходы-выходы. Со статьей теперь, вроде, все в порядке. Заголовок только тяжелый, как матрица. Прежде, чем идти к Угрюмову, позвоню Исакову».