Валентин Крючков - На крутом переломе

…Угрюмов сидел за отдельным столом, разложив на нем свои бумаги, и торопливо записывал самое главное из ответов Никанорова.

— А теперь по саду, — неожиданно сменив производственную тему, начал проверяющий. — Вы что, Устав не знаете?

— Вроде, знаю.

— Плохо знаете. Положено не больше пяти соток. А у вас семь с гаком. Целое ранчо. Хозблок какой. С гаражом. С баней. Это же ни в какие рамки не входит.

— Все строили, и я тоже.

— Все отвечают за нарушения.

— Значит, придется и мне.

— Не сомневайтесь, Тимофей Александрович, есть за что. Такое хозяйственное обрастание! Одного этого достаточно, чтоб распрощаться с директорским креслом.

— Вам и карты в руки. Вины своей не отрицаю. Но ответственности не боюсь. Я готов отвечать.

— Бюро горкома решит, что делать с вами.

— Да, ему виднее. Не я первый, но и не последний.

В кабинет, нарушив их разговор, вошла секретарша директора Елена Ладушкина, знавшая, что за это вторжение ей ничего не будет: экстренный случай.

— Тимофей Александрович, из аэропорта Белкин звонит.

Никаноров торопливо снял трубку. Выслушав начальника отдела сбыта, сказал:

— Хорошо, сейчас подъедем. Извините, Юрий Петрович, придется прервать наш разговор.

— Что такое?

— Мне нужно срочно ехать в аэропорт, — про себя подумал: «Что же делать? Министр лично просил выручить запорожцев. По ноль сорок первой. По тридцать девятой. Всего двести сорок килограммов! И вдруг не отправили?! Надо позвонить помощнику председателя облисполкома. Бывшему вулкановцу. В особых случаях он всегда помогает. Но при Угрюмове неудобно раскрывать свои тайны. Попрошу его, чтоб подождал. Пусть с главным технологом, с Пармутовым поговорит». И Никаноров стал одеваться.

— А мне как быть? — Угрюмов тоже встал.

— Подождите, если можете. А заодно с главным технологом, с Пармутовым побеседуйте. Об инструменте. Ему Пармутов жизнь дал.

— Я пришел к вам, а не к Пармутову. И пришел не по своему желанию. У меня поручение секретаря горкома, а вы уезжаете. Как это расценивать?

— У меня задание министра.

— Ну и что? Разве нельзя послать в аэропорт кого-то? Кстати, того же Пармутова?

— Министр задание мне дал. И я выполню его сам. И прошу вас, Юрий Петрович, в мои дела не вмешиваться. Вы еще не секретарь горкома, а тем более не министр. — И, не говоря больше ни слова, Никаноров вышел из кабинета и сразу — в диспетчерскую, где он без труда дозвонился до облисполкома, высказал суть просьбы и только потом поехал в аэропорт.

К концу дня Никаноров, с трудом дождавшись окончания мучительной беседы с Угрюмовым, вежливо проводил его до дверей и облегченно вздохнул: «Неужели с ним все? Хотя до «все», видимо, еще долго. Это со мной все. За сад голову снимут. Очень удобный предлог, если захотят». Мысленно разговаривая сам с собой, Никаноров несколько раз прошелся по кабинету. Все одно к одному и все против меня. А Угрюмов чего захотел. Видите ли, «Дайте ему письмо Марины почитать». Еще чего не хватало! Не хочет на слово верить — не надо. А письмо не получит ни Угрюмов и никто другой. Но где же Марина? Кленов опять ничего хорошего не сообщил. Столько времени ни слуха, ни духа. Может, зря я тогда согласился? А еще хотел, чтоб она сына взяла. Хорошо, что Марина не пошла на это. Все-таки бывает предчувствие…

…Кто не любит собирать грибы? Ходить по лесу, быть один на один с природой — какое это удовольствие! Мало, наверное, в жизни таких, кто бы чурался подобного общения с природой. В небольшой семье Никаноровых грибниками были все. И Вадим, узнав, что мать собирается ехать куда-то на сотый километр, тоже встрепенулся было, забегал. И Марина бы не отказала, но в их небольшом автобусике все места расписаны чуть ли не пофамильно, и каждый человек сверх списка — это лишнее неудобство для остальных: в салоне и без того не пройти. «А что, — предложил тогда Никаноров Марине, — если посадить Вадима рядом с шофером? Попросишь его, раз он никого из своих не берет?» «Пожалуй, можно», — согласилась вначале Марина. Но потом она наотрез отказалась от этого предложения, и сколько ее не упрашивали — так и не согласилась.

«И хорошо сделала, — думал Никаноров, — что не согласилась. Еще неизвестно, чем бы для него закончилась эта поездка».

Самое страшное произошло на шестидесятом километре, когда ехали обратно уже с грибами. Асфальтовая неширокая лента дороги круто спускалась вниз, к мосту, через речку Лапиху, тоже неширокую, но и не мелководную. И тут люди всполошились: навстречу автобусу летел на бешеной скорости груженый песком «КамАЗ». Неожиданно у автобуса отказали тормоза. Шофер, лишь на мгновение представив, что произойдет при встрече с «КамАЗом», со страху закрыл глаза, его охватил ужас, столкновение казалось ему уже неизбежным и, по всей вероятности, должно было произойти на мосту, но он этого не допустил и круто рванул вправо, на обочину…