Валентин Крючков - На крутом переломе

Директоров рассказ об Иване Расеине потряс, заставил по-новому взглянуть на деревню, на задание, порученное им выполнять в подшефном районе.

Никаноров вспомнил свою родную деревню, отца, который неотрывно от земли прожил всю жизнь, порой не имея в достатке самого необходимого — хлеба и соли, вспомнил, как он жаловался ему на то, что у нас долго не доходили руки до деревни, до села. «Нам и хлеб даже, бывает, раз в неделю привезут. И врача не найти во всей округе. Есть в соседнем селе фельдшер. А что за кабинет у него? Убогая комнатенка. С одним окошком. Да полочка со склянками и разными банками. От чирея не может как следует вылечить». Отец курил и бесстрастно ругался.

— Мы свое задание выполним! — заверил, вставая, Никаноров.

Его поддержали остальные.

Закрывая совещание, Кленов просил все согласовать и обсудить на месте еще раз, чтоб взяться по-настоящему за дело, и когда стали расходиться, сказал Никанорову:

— Останьтесь на минуту, Тимофей Александрович. — Подошел к дивану и предложил присесть рядом. — К сожалению, ничего хорошего сказать не могу. Жены вашей нигде не обнаружили. У милиции есть последний шанс — объявить всесоюзный розыск. Схема отработана: размножат фотографию. Потом разошлют по участкам — и найдут вашу жену, если она жива.

— Вот именно, «если жива», — глухим, словно другим голосом, в задумчивости согласился Никаноров.

— Поэтому, — предлагал Кленов, — давайте подождем немного еще. И не будем делать преждевременных выводов.

Никаноров тяжело вздохнул и согласно кивнул головой, потом, пожав на прощанье руку Кленову, поехал на завод.

Как всегда, перед оперативкой Никаноров находился в кабинете один. Ему нравилось это уединение. И хотя внешне он казался спокоен, в действительности мозг его напряженно работал. Перелистав материалы к оперативке, он сделал несколько пометок в блокноте, потом позвонил главному диспетчеру.

— Принесите мне данные по двадцать второму и шестьдесят девятому кольцу. Это первое. Второе: проверьте вот эти позиции — 0128, 0225, 0160. Звонили из министерства. В этой декаде ими плохо обеспечиваем Ульяновск и Тольятти. Проследите, чтоб не подвели.

— Хорошо, Тимофей Александрович, Ульяновск и Тольятти я возьму под контроль.

Вскоре данные, которые затребовал директор, лежали на его столе. Пробежав по столбикам цифр и сравнив их с теми, что были в записке, продиктованной из министерства, Никаноров успокоился: расхождений больших не было. На лбу его расправились складки, и вскоре он уже полностью переключился на свои личные пометки, знаки вопросов, на точечки, которых в блокноте было множество.

Двадцать ноль-ноль. Пора начинать.

Никаноров, слегка повернувшись влево, включил пульт, и огоньки замигали на панели, вызывая какое-то радостное оживление.

— Пружинный, как обстановка? У вас тридцать тонн отставание по клапану. По кольцу. Мы уже говорили с вами. В чем дело? И о работе транспорта прошу доложить, Виктор Петрович.

— Говорит Зарубин, — новый начальник пружинного цеха, хотя в производстве и не был новичком, но волновался. — Тимофей Александрович, вы правы: обстановка у нас не из лучших. Но дело не в нас. Во-первых, металл на клапан подали бракованный: ломался. Пока меняли маршрут, темп потеряли. Теперь металл получили. Хороший металл. Почему так говорю? Потому что сейчас закончили наладку: пружина пошла. Но если не дадут три погрузчика, причем до утра, а не на час-два, то план не гарантирую. И еще одна просьба.

— Виктор Петрович, — перебил его Никаноров, — вы не ответили на мой вопрос, а уже с просьбами.

— Извините, Тимофей Александрович. По кольцу, заверяю вас, закроем все позиции.

Никаноров улыбнулся. Ему определенно нравился этот крепкий, загорелый холостяк Зарубин, любивший носить рубашку в крупную клетку. Эта его рубашка и привлекла внимание Никанорова: как ни придет директор в библиотеку, где он любил порыться в новинках и сам, за столом уже сидит этот крепыш. С тетрадками, с книжками. Никаноров поинтересовался у библиотекаря, что, дескать, за парень? Оказывается, крепыш в рубашке с крупными клетками работает начальником участка, готовится к защите кандидатской. На заводе оказался по распределению. Директор записал фамилию, а потом потребовал его личное дело. Послужной список Зарубина его устраивал — из самой гущи народа: тракторист колхоза «Парижская коммуна», армия, институт, цех автонормалей, где работал мастером, потом начальником участка. Никаноров пригласил его к себе. И вот прошло всего несколько месяцев, как в пружинном заговорили, что рука у Зарубина твердая.