Валентин Крючков - На крутом переломе

…Впереди показался дом, в котором он жил. Чем, интересно, занимается Вадим? Может, сказать ему про письмо? А собственно, зачем, если в нем ничего особенного. И даже создалось впечатление, что писал его чужой человек, а не жена, с которой прожито двадцать лет. Всего несколько строк, с просьбой не винить директора завода Никанорова в том, что от него ушла жена и теперь у него появилась любовница. Жалобы на него в горком пишут зря. Он хороший муж, хороший отец. Чтоб не причинять ему и детям страдания, я и ушла. И теперь он волен поступать, как ему вздумается. Если потребует развода, я согласна. И не верьте всем жалобам на него: они от зависти, от обиды. Марина Никанорова. Вот так: Никанорова. Мы же не разведены.

Когда Никаноров получил и прочитал письмо, то под воздействием прошлого, под сильным впечатлением прочитанных писем, которые Марина писала ему из роддома, — решил было сразу после бюро съездить к отцу и там все выяснить, что к чему. Но потом подумал: а стоит ли ехать к человеку, который тебе даже письма не прислал за все это время? Ну, если на меня обиделась, хотя за что — не знаю, то Вадиму-то можно было дать весточку? Есть над чем подумать. К тому же и с Ольгой готовились в отпуск, имели путевки на руках и наметили сразу, после бюро, потратить денек-другой на сборы — и в путь. А он предстоял немалый — на южное побережье Крыма. Желая быть до конца откровенным, Никаноров решил поговорить с Ольгой.

Он зашел к ней в тот же день поздно вечером. С букетом цветов в руках, что делал крайне редко: не любил мертвую красоту. Но Ольге, которая ждет от него ребенка, цветы нравились. И она, увидев его, да еще с цветами, обрадовалась, прижалась к нему и поцеловала. И вдруг заметила: он чем-то сильно расстроен. Поинтересовалась.

— Что случилось?

— Да так. Есть вопросы. И не простые. Поэтому, думаю, может, отъезд отложим на два — три дня?

— Почему отложим?

— Письмо получил.

— От нее.

— Да.

— Что пишет?

— Так, ничего особенного.

— Тогда в чем же дело? Зачем откладывать? — «Хочет к ней съездить, подумала Ольга. А я не хочу. Поездка эта может быть очень опасной для меня». И вслух продолжила: — Она же тебя бросила. Почему сама не может к тебе, к сыну родному и единственному приехать?

И в самом деле, думал Никаноров. Почему?

— Молчишь? Отвечу: вы не нужны ей. Даже трудно поверить — письма вам не прислала. А ты: отложим. Выдумал еще. Раз договорились ехать — поедем. А там видно будет. — Про себя Ольга подумала: отдохну перед родами, как следует. Спокойно. Без нервотрепки. Так устала от неопределенности. Вечно чего-то жди, кого-то бойся. Зачем это мне? Вот рожу, а уж там бывай здоров, Тимофей Александрович. Если не хочешь жить с молодой, поезжай в другую область к старой жене. Дело твое. А вслух сказала: — Наверное, и у меня какие-то права есть. Права у каждого есть. Тем более у меня. Ведь я сплю с тобой. Ребенка жду. А ты: «Не поедем. Задержимся на денек — другой». Если так будешь ставить вопрос, вообще могу никуда не ехать.

— Не горячись, Ольга. Все не так просто. Пойми же наконец. — Про себя подумал: «Двадцать лет с человеком прожито. Это не второй год. Хотя в упреках Ольги не все безосновательно». Вслух сказал: — Понимаешь, все не так просто.

— Понимаю. Поэтому, считаю, что мы должны отдыхать по отдельности. Никуда я с тобой не поеду. Не веришь?

Ольга сходила в комнату, принесла свою путевку.

— Хочешь, чтобы изорвала ее? Я могу.

По тому, как напряглась Ольга, глаза ее сузились, лицо покраснело, Никаноров не сомневался: она изорвет путевку. Но ей, матери моего будущего ребенка, нельзя нервничать и расстраиваться. Надо хорошо отдохнуть. И он решил успокоить ее.

— Ну зачем так скоропалительно, Оля? Мы же взрослые люди. Давай все тихо, мирно обсудим. — Он обнял Ольгу, поцеловал в щеку и сказал ей о том, что думал. И стал собираться уходить, а она, как и всегда в таких случаях, расплакалась.

Вспомнив все, Никаноров решил Вадиму про письмо от матери не говорить. Кто знает, что у нее на уме. Могла бы, права Ольга, написать хоть несколько слов не мне, так Вадиму. А дед тоже хорош. Видимо, все это его рук дело. Он отвез ее к святому Васеньке. Что же с Мариной? И тут вдруг почувствовал, как ему сильно захотелось закурить. Жаль, стрельнуть не у кого. Вадим, если и дома, не курит. Надо терпеть. После бюро Каранатов, для успокоения, может предложить сигарету. Интересно, человек так курит, а голос басовитый, хоть в самодеятельность приглашай.