— Вам виднее.
— За вами, Тимофей Александрович, и грехов больше. Одна драка чего стоит.
— Это несерьезное дело.
— Вы что, драку с кандидатом в депутаты тоже считаете несерьезным делом?
— Как на нее смотреть.
— Будем с партийных позиций смотреть. И не иначе.
— Что партии делать больше нечего? Милиция уже разобралась. Как мне сказал инспектор дознания, по данному конфликту в возбуждении уголовного дела Широкину отказано. Статья пятая, пункт второй уголовно-процессуального кодекса РСФСР.
— Я не юрист. Что это значит? — Каранатов щелкнул зажигалкой.
— Отсутствие состава преступления. Криминала нет. Постановление утверждено начальником райотдела милиции и согласовано с прокурором. Если кандидата в народные депутаты Широкина это не устраивает, он может обратиться в народный суд. В порядке частного определения. Но ему тоже ни к чему шумиха. Он мне звонил. И мы договорились, что претензий друг к другу не имеем.
— Зато у нас есть к вам претензии. — Каранатов встал из-за стола, прошелся по кабинету.
— Интересно, какие?
— Во всяком случае немалые. — Каранатов хитро улыбнулся и про себя подумал: «Посмотрим, как ты закрутишься, когда спрошу, что у тебя с Ольгой?» И вслух сразу начал именно об этом. — Поскольку ваши интимные отношения с Ольгой были давно известны моему шоферу, а теперь и широкому кругу избирателей, общественности, что вы скажете, Тимофей Александрович, о своем поведении?
— Я вам ничего не скажу. Это мое личное дело.
— И наше тоже.
— Если райкому делать нечего и интересно покопаться в постельном белье, пожалуйста, разбирайтесь. Ворошите. Аппарат у вас есть. И немалый.
— Разберемся. И поворошим, если на пользу дела. — Каранатов подумал с сожалением: он мне никаких тайн, конечно, не откроет. Глупо на это рассчитывать. Спросим за все на бюро. На бюро и всыпем ему на полную катушку. А сейчас проведем разведку боем. И предложим про Кудрина. Может, выйдет? Выйдет, куда ему деваться. Взвесив еще раз задуманное, он продолжил: — Да, Тимофей Александрович, мы не постесняемся и поворошить. Но можно по-разному подойти к этому. Все мы люди, все мы человеки. Ведь можно на полную все раскрутить. А можно, как Полянина и Бухтарова, выговором отметить. И больше никаких формулировок.
— Вы что — запугать меня решили? — понимая куда клонит Каранатов. — Дескать, не соответствую занимаемой должности?
— Да, и это в нашем арсенале. Но мы знаем ваше желание — быть полезным заводу, постоянно удерживать его на хорошем счету. И пойду вам навстречу. Переговорю с каждым членом бюро. Все образуется. Вы согласны?
Никаноров сразу отвечать не торопился. Однако, думал он, этот Каранатов — хитрая лиса. Видимо, давно все знал про Ольгу и так же давно все варианты обдумал, согласовал. Действительно, как повернуть, а то можно с треском и вылететь. Еще строгий за анонимки не сняли, а тут опять строгачом пахнет. Перебор получается. Можно и завод потерять. Придется идти на компромисс. Сейчас на прощание про Кудрина попросит. Вслух сказал:
— Все и в самом деле так переплелось. Возражать у меня нет оснований.
— Я тоже так думаю, — Каранатов облегченно вздохнул. — Будем считать, что наша беседа прошла в теплой сердечной обстановке и взаимопонимании. Теперь и у меня к вам просьба. Он замолчал, отыскивая зажигалку, неторопливо порылся в бумагах, потом нашел ее, щелкнул несколько раз и с наслаждением закурил, думая. «Вдруг Никаноров не согласится — взбрыкнет? Бывает с ним такое. С парткома уходил. Правда, сейчас другая обстановка. Не должен бы. Ведь загнан в угол. А с другой стороны, живет заводом. Ради этого пойдет на все. В крайнем случае потом расквитаемся: до бюро недолго остается. Так или иначе всыпем ему за все. Там компромиссов не будет. Тоже мне умник выискался». И вслух высказал свою просьбу: — Считаю, надо восстановить справедливость, а именно: перевести Кудрина в заместители начальника цеха.
— Это невозможно! — возмутился Никаноров.
— Хватит, Тимофей Александрович, строить из себя праведника. Иметь любовницу возможно, восстановить справедливость тем более. Когда-то вам сошло, но теперь и не думайте об этом. На одной из встреч с избирателями против вашей кандидатуры выступит мой шофер — двоюродный брат Кудрина, и подробно расскажет о ваших неприглядных похождениях. Листовки — одно дело. А когда живой свидетель — другое.
— Я к ней уже не хожу.
Читать дальше