— Нет, — признался Вовка и виновато улыбнулся.
— Ты думаешь, что если есть деньги, то это все, да?
— Да. На деньги можно покупать. Марки и что угодно.
— Хорошо, — Натали растерянно помолчала, потеряв нить доказательств. — Неужели ты способен ради денег на подлость? Можешь ты, например, соврать, чтобы получить деньги?
Мальчик подумал и твердо ответил:
— Могу.
— А я-то… Значит, ты плохой человек, Вовка, и марок этих не заслужил. А я дура…
— Я не… очень плохой. Я честный.
— А говоришь, что ради денег можешь врать.
— Приходится. Я бы ни за что не врал, но… Мама на марки денег не дает, говорит, что это блажь, а на мороженое — пожалуйста. Я и коплю. А сочиняю, что эскимо ел.
— Смешно, — облегченно произнесла Натали. — Но все равно врать не надо. По возможности хотя бы.
Вовка прижал блокнот к груди, спросил:
— Вы богатая, да?
— Нет.
— А…
— Два. Богатый не тот, у кого много денег, а тот, кто плюет на них.
Нет, он определенно считал ее сумасшедшей — улыбнулся и спросил:
— Как же на них плевать, если их нет?
— Подрастешь — поймешь. Ты даешь мне слово, что постараешься быть хорошим человеком?
— Я буду стараться. Спасибо вам. А… не жалко?
— Немного. — Натали встала. — До свидания, Владимир. Ты сейчас счастливый?
Мальчик кивнул.
— Значит, и я счастливая.
Вовка перешел на другую сторону улицы и, не оглядываясь, бросился бежать…
…Грустная бродила Натали по Москве.
А Москва была веселая.
И Натали вдруг поняла, что она одна в этом огромном городе. Одна. Вот он и вот — она. Капля и — океан.
…И дело тут не в Вовке и не в марках, и не в деньгах, а в дядьке, который торгует человеческой радостью.
С Виктором она поступила нехорошо, глупо…
А почему?
Ну почему?
Она вспомнила свет звезд, тряску вагона, стук колес, грустные глаза… как приятно было стоять рядом с ним…
Потом вспомнила — сразу за этим — лицо матери, голос… И поняла — вдруг, ясно, резко, что ей надо немедленно возвращаться домой. Она побежала к справочной будке, узнала, когда отходит поезд, помчалась в магазины и — на вокзал…
Просто удивительно, как иногда гладко все получается. Когда Натали металась в поисках нужной очереди, по радио объявили, что есть места на ее поезд… А ей показалось, что это не к добру…
В поезде она не спала, не ела, стояла у окна и — ничего не видела. Хотелось выпрыгнуть из вагона и — бежать…
…Едва она сошла по лестнице на привокзальную площадь, взглянула на родной город, как сердце похолодело от тревоги. Натали не стала ждать трамвая, отправилась пешком. И понемногу радость возвращения вытеснила все другие чувства.
В дверь она стучала долго. И когда устала стучать, дверь открылась. Отчим криво и жалко усмехнулся, спросил:
— Так скоро?
Натали вошла в комнату и сразу заметила, что многие вещи исчезли.
— Где мама?
— Сядь, — сухо предложил отчим и сам сел; постучал пухлыми кулачками друг о друга. — Дело в том, что она умерла. Инфаркт. Неожиданно. Быстро.
Слезы не хлынули. Их не было. В горле пересохло. В сердце возник тяжелый холодок.
— Это ты убил ее, — тихо и удивленно сказала Натали, чувствуя, что где-то внутри нее растет боль, пухнет, но никак не может прорваться. — Ты убил ее, — повторила она, — до тебя она была живая. Ты что-то сказал ей грубое, и она умерла.
— Представь себе, — с обидой сказал отчим, — я переживал. Я ведь привык к ней. Сейчас мне, кстати, будет трудновато найти новую жену.
— Говори, говори что-нибудь.
— Я уже далеко не молод, — уныло продолжал отчим, — я уже не могу, так сказать, пленить воображение. Но кое-что у меня есть. И вообще, дело не в возрасте. И вообще… я должен тебя предупредить… Сама понимаешь, что, пока я жил с твоей матерью, ты имела право на часть данной жилплощади. Сейчас ты мне не дочь. Почему же, с какой стати я должен заботиться о тебе?
Когда Натали подняла голову, отчим возбужденно семенил по комнате, разговаривая словно сам с собой:
— Не пойми меня превратно. Конечно, если ты обратишься в суд. Мне придется… я буду вынужден… Но ты смотри на жизнь здраво. Ты же старишь меня, к тому же! Да и кто согласится жить со мной, если здесь ты?
— Иди ты на фиг, — сказала Натали равнодушно, — я тебя презираю.
— Да, да, это вполне естественно, — согласился отчим, — но сейчас разговор не обо мне и не об этом. Я боюсь, что все нажитое мною, моим трудом…
— Не бойся. Я возьму только свои вещи.
— Я уже их собрал.
— А куда мне идти?
Читать дальше