В кухне шофер снял пиджак, засучил рукава и долго мылся под краном.
Натали стояла у окна и смотрела на крыши, освещенные бледным лунным светом.
— Пошли, — коротко позвал шофер, толкнув дверь плечом.
Комната была большой, почти без мебели, словно сюда еще не переехали или, наоборот, начали уезжать и часть вещей уже отправили.
Женщина переоделась в платье, тоже короткое, открывавшее круглые розовые колени.
— Соня, — она протянула руку и улыбнулась.
— Какая вы красивая, — сказала Натали, а шофер сказал, садясь за стол:
— Ей ночевать негде, — и начал есть.
— А ты есть не хочешь? — спросила ее Соня.
— Она в ресторане напиталась, — шофер хмыкнул.
— Тогда я чай поставлю… Я уж спала, — словно оправдываясь, говорила Соня. Двигалась она с ленивой грацией женщины, привыкшей, что на нее смотрят.
— Жалко мне стало эту дурочку, — сказал шофер.
— Места много, — Соня улыбнулась, — устроимся. А мне, — в голосе ее промелькнули тоскливые нотки, — веселее будет.
И Натали вдруг поняла, что эти двое что-то тяжело переживают, мужественно скрывая друг от друга боль.
— Можно я умоюсь?
Она вышла, в полутемноте подошла к раковине, открыла кран и задумалась… Сколько ей внушали отчим и мать, и даже Виктор, что надо бояться людей! А они, люди… В чужом городе, среди незнакомых, чужих, ей легче, спокойнее, чем дома…
Когда она вернулась в комнату, шофер и Соня сидели в тех же позах.
— Ладно, — произнес он, вставая, — мне пора.
— Чаю хоть выпей, — тоскливо и тревожно попросила Соня.
Он прикоснулся рукой к ее плечу, отрицательно покачал головой и ушел.
А она расплакалась.
— Сестры он боится, — сказала Натали, — она у него злюка. Он сам мне рассказывал.
Соня улыбнулась сквозь слезы, вытерла лицо платком, машинально взялась за пудреницу, тут же поставила ее обратно, проговорила:
— О сестре он сочинил. Жена у него злюка.
— Жена? А вы ему кто?
— Если бы я знала, кто я ему. Никто.
— Неправда.
— Откуда ты знать можешь?
— Вижу. Если бы вы никто ему были, он бы не так к вам относился.
— А как он ко мне относится, по-твоему?
— По-моему, замечательно.
Соня вздохнула и, помолчав, сказала:
— Может быть. Давай-ка ложиться.
И только удобно вытянувшись в постели, Натали вдруг разволновалась: а что случилось бы, где бы она сейчас была, если бы не встретила этого шофера?
— Плохо они живут, — донесся до нее голос Сони. — Она больная. Нервы. Конечно, она не виновата. Но уж очень ему плохо.
— А вам?
— Не видишь разве? А он хороший. Заметила? И не может другим быть. Хуже нет, когда вот с таким встретишься… Всю жизнь он мне перевернул… Я его и бросить не могу… а он свою эту… тоже бросить не может…
За окном мутнел рассвет.
Натали слушала тихий, вроде бы спокойный голос и встревоженно думала: «А что меня ждет? Я кого встречу?»
— Иной раз я уж спрашиваю себя: может, лучше бы нам и не встречаться было? Не знакомиться? А иногда, то есть почти всегда, радуюсь все же. Ведь меня будто вымыло всю. Будто душу в родниковой воде прополоскала. Стыдно вспомнить, как я сначала смеялась над ним, считала, что не таким должен мужчина быть. Не действовали на него мои усмешечки разные. А теперь меня не узнать… А жена его… я ее, конечно, ненавижу, но… не любит ведь он ее…
— А она его?
— Вот поживешь — поймешь, что любовь-то иногда хуже злобы бывает. Какая же это любовь, когда она прямо изводит его? На футбол даже не отпускает. Как начнет он мне рассказывать, как у него дома дела обстоят, я потом спать не могу. И знаю: он ее никогда не бросит.
— Почему?
— Вот такой он, понимаешь? Говорит: нельзя человека в беде бросать. Не она во всем, а болезнь виновата, дескать. А мне-то как жить? — видимо, самой себе сказала Соня. — Просила я у него ребеночка… уехала бы куда-нибудь и вроде бы с ним тогда была… И слышать не хочет… Вот сижу я в этой комнате и неделями жду, когда он хоть на пять минут забежит… И кажется мне, что буду я вот как эта комната — пустая… Иной раз крикнуть хочется: «Да что это за напасть?»
— А может, счастье? — спросила Натали.
— Счастье? — удивилась Соня. — Нет. Горе это. Беда. Живая ведь я. Женского пола. Тела у меня много. А чем оно души хуже? Говорят — душа главное. А у меня все истосковалось. И она, и оно. И не знаю, чего тяжелее переносить.
— Но ведь он вас любит?
— Не любил бы, легче бы было… Наше с ним счастье чужой судьбой придавило. Женой этой самой. С фронта он ее привез. И сам счастья не видал, и мне его не посмотреть.
Читать дальше